— Это аэропорт?

— Да.

— Обалдеть! В Берлине аэропортов больше, чем в Москве?

— Не больше, всего три. Если не считать военных.

— Слушай! Вот. А улица или площадь Киндербауэрнхоф — это где? — по ассоциации вспомнил Фил.

Очень кстати вспомнил, мы перед этим изучали самую подробную карту из тех, что смогли достать, но улицы такой не обнаружили. Оставалось ходить по Кройцбергу и спрашивать.

— Киндербауэрнхоф? — переспросила Моника и рассмеялась. — Это не улица. Зачем вам? Вы что, маленькие?

— Киндер — это ребенок, понятно, — обиженно сказал я. — А бауэрнхоф?

— Крестьянский двор. Наши доморощенные пестолоцци решили сделать для городских детей кусочек деревни посреди каменных джунглей. Забавное местечко. Сходите, гляньте.

И она показала по карте, на пересечении каких улиц это находится. Оказалось очень близко от того самого «бомжатника», от калитки с прибитым ботинком и вагончика, где нас принимал связной. Поганое место.

Монику как будто перестало интересовать, для чего нам Киндербауэрнхоф, и я решил сам пояснить.

— Представляешь, в этом дворе ваши партийцы назначили нам важную деловую встречу.

— Во, придурки! — прокомментировала Моника.

Она так изящно употребляла российский сленг, что всякий раз заставляла меня восхищаться своими способностями к языку.

Потом все-таки не удержалась и добавила любимое:

— Хохмачи.

— Это точно, — проговорил Циркач.

Он просто тянул время, не желая расставаться с Моникой.

— А можно я туда не пойду? На вашу встречу. — спросила вдруг наша боевая подруга. — Я буду ждать вас дома, а потом мы вместе отправимся в кнайпе. Как вчера. Хорошо?

— Хорошо, — кивнул я. — Но давай ты будешь не дома. Жди нас прямо около кнайпе. И лучше какого-нибудь другого. Выбери сама и опиши нам подробно.