С первой попытки я узнала лицо. Оно у меня в памяти оказалось пристегнуто к дурацким словам-сокращениям ГУО и ФСО, но хозяин лица – я это отчетливо помнила! – был не из ГУО и не из ФСО. Точно! Те его только охраняли. А сам он, как сказал мне Макс, был важной шишкой из АП. Из Администрации президента. Время нашей встречи – вчерашний день. Место встречи – Кремлевка. Я чуть не столкнулась с ним на восьмом этаже. Ладно, подумала я, теперь займемся голосом. Пусть он еще что-нибудь скажет.

– Вы… кто?.. – Язык мой был по-прежнему обложен слоем ваты, но ее стало немного поменьше. Было сто кэгэ, осталось десять.

– Вздор, вздор! – все так же весело отмахнулся человек из Администрации. – Что еще за «вы»? Ты Яна, я Ваня, мы с тобой вместе сидели в школе за одной партой, не помнишь?.. Да шучу я, шучу не напрягайся. Не сидели мы за одной партой. Но могли бы. Нам с тобой по тридцать два, правильно? А мои родители чуть не отдали меня в вашу школу, 554-ю, на Болотниковской, но заболела бабка, мы переехали… короче, не срослось, не вышло у нас, а жаль. Могли бы познакомиться еще в первом классе. Ходили бы на танцы, целовались бы, а? Ваня Щебнев и Яна Штейн – чем не пара?

Как только он произнес мои имя и фамилию, я узнала голос. «Яна Штейн? Скажи только „да“ или „нет“», – а затем ускользающий плеск воды в трубке, шорох магнитной пленки и записанная речь. Он!

Глава тридцать четвертая Тот, кто (Яна. Продолжение)

Глава тридцать четвертая

Тот, кто (Яна. Продолжение)

– Сволочь. Мерзавец. Сукин сын. – Вата у меня изо рта исчезла. Очень своевременно. Такие важные слова, как эти четыре, нельзя произносить с запинкой. Кое-кто может подумать, будто я боюсь.

– Увы, – вздохнув, признал Ваня Щебнев, – исторический шанс упущен. Судьба-злодейка не свела нас много лет назад. Общих детских воспоминаний у нас нет. Придется вернуться во взрослую жизнь… Давай-ка, Яна, я устрою тебе небольшую экскурсию.

Он развернул меня вместе с креслом – щелкающим, инвалидским, на колесиках. Очень функциональная, признаюсь, штука: высокая спинка, подлокотники, подставка для ног. Видимо, авторы просчитали все мыслимые варианты применения конструкции. Включая и тот, что катать туда-сюда придется не только тихих инвалидов, но и буйнопомешанных. А тем не положено распускать руки. И ноги. Четыре ремня на четыре конечности – и где ты, записанное в Конституции право на свободу передвижения? Нет его. Спасибо, хоть сохранили мне свободу слова и взгляда.

Я осмотрелась. И поняла, что я в просторной больничной палате – белые стены, шкаф-купе, тумбочка, огромное открытое окно – почти от пола и до потолка. У окна единственная кровать, которую занимает незнакомый пожилой мужчина. Сморщенный, седой, опутанный проводами и змеящимися гофрированными трубками, с прозрачной маской на лице. Трубки от лица уходят внутрь высокого медицинского агрегата, похожего на сверхсовременную бормашину с мерцающим наверху разноцветным дисплеем. Агрегат тихонько чавкает воздухом – как будто ежесекундно высасывает его из больного. Хотя, конечно, все наоборот.