Остальной сброд, полтора десятка чумазых, неряшливо одетых лохмато-бородатых мужиков неопределенного возраста, притих, увлеченно ожидая продолжения представления. Калган же, не на шутку раздосадованный проигранным спором, налился темной кровью, привстал, угрожающе нависнув над столом и обжигая меня ненавидящим взглядом, процедил:
– Зря ты сюда, фраерок, нос сунул. Теперя не обессудь, за все сполна уплатишь. Кровавыми слезьми умоешься. Умолять будешь глотку перерезать, когда голодные псы из твоего заживо вспоротого брюха потроха выжрут…
Он еще продолжал натужно сипеть, брызгая слюной и все сильнее багровея через несмываемый, грязно-бурый загар, но я видел только мясистые, шевелящиеся внутри спутанной волосяной поросли, губы. После того, как только что один из извергов цинично ухмыляясь, признался в убийстве моей Даши просто так, на спор, в моей голове поселилась звенящая пустота. Я молча стоял и смотрел только на эти фиолетовые от беспрерывной пьянки губы, с омерзительно вскипающей в уголках слюной, изо всех сил стараясь вырваться из плена кошмара. На миг мне показалось, что это только сон, и стоит сделать всего лишь небольшое усилие, чтобы снова проснуться в объятьях любимой женщины. Однако в реальность меня вернул грубый толчок в спину, сопровождаемый перепуганным ревом:
– Бра-а-а-тва! Этот гад ползучий Борова порешил! В сенях он бездыханный валяется!
В ответ под веками полыхнула ослепительная голубая молния, и время привычно остановилось. Пружинисто подпрыгнув, я правой ногой лягнул под ложечку подкравшегося сзади хмыря, отправляя того в глубокий нокаут. Затем, вертясь юлой, прошелся по комнате, методично круша челюсти, сворачивая носы и переламывать конечности, намеренно стремясь нанести как можно больше болезненных увечий, при этом, пока специально не трогая тех, за кем пришел в первую очередь.
Оставшаяся невредимой среди учиненного мною погрома парочка, ошарашено озиралась, с ужасом пытаясь сообразить, как из охотников они в вдруг сами превратились в жертву, а я, пользуясь моментом, заглянул в их примитивное сознание и тут же захлебнулся едкой горечью. Эти мутанты еще совсем недавно были немногим опаснее шебаршащих в подполе крыс, но треклятый озур именно их выбрал орудием своего мщения, запросто обратив в беспощадных убийц.
От осознания собственной идиотской беспечности и невозможности ничего изменить, перехватило горло, а из глаз сами собой полились слезы жгучей досады. По-детски всхлипывая и не вытирая застрявшие в подросшей на щеках щетине капли, я одним движением сорвал с крюка лампу. Размахнувшись, зашвырнул ее в дальний угол комнаты, где возле давно не беленой печи высился внушительный ворох одежды, скорее всего сворованной в слободе и еще не загнанной на ближайшей толкучке. Содержимое керосинки, щедро выплеснувшееся из смявшегося при ударе о стену корпуса, моментально вспыхнуло. Весело потрескивающее пламя принялось жадно пожирать ткань, с каждой секундой разгораясь все ярче и ярче.