– Разрешите… – раздался тихий голос за спинами мужчин, и они расступились.

– Машина готова, генерал, женщины могут идти, – доложил тот, который с сумками. Присмотрелся и добавил: – И девочки.

Человек в темном бушлате с меховым воротником прошел вперед и остановился перед Сандой.

«Какие синие у него глаза», – подумала она.

– Пусть все садятся, мы сейчас подойдем, – сказал Зоран, и Санда почувствовала, как прохладная нежная рука сжала ее пальцы.

И, когда они остались вдвоем, он знакомым уверенным движением притянул ее голову к своей груди. Так они и стояли несколько минут, молча. Она прижималась щекой к его бушлату и чувствовала его пальцы на своей шее. Потом он легко коснулся губами ее щеки и пошел к выходу.

Когда Санда садилась в машину, он стоял в стороне, курил и смотрел на нее, сузив глаза. Она пыталась удержать его взгляд, пока это было возможно, а когда его фигура пропала из виду, еще долго смотрела в окно, за которым были ночь, пыль, темный испуганный город и редкие далекие огни.

* * *

Давор ждал Санду в аэропорту Шарля де Голля и сомневался. Маялся. Он проживал это медленное дождливое утро как-то тревожно и сам уже не понимал, правильно ли сделал, что заставил Санду лететь к нему. Сейчас будет много слов, и вопросы, и рассказы, и секс после обеда, и походы по магазинам… А между тем день можно было бы провести по другому сценарию: в полном одиночестве сесть под зонтиком в кафе – на улице, несмотря на дождь, и попросить принести горячие булочки, вишневый джем, много кофе с молоком и неважно какую газету. А через полчаса заказать говяжий стейк и виски. И ему совсем не нужно было бы говорить, да и не с кем, и очень хорошо. Но в то же самое время где-то внутри, в районе солнечного сплетения, и одновременно издалека, высоко, почти на уровне ультразвука, звенел бы маленький серебряный колокольчик с тонкими стенками… А он бы просто сидел и смотрел в зенит кораллового купола зонта и наблюдал, как капли превращаются в ручейки и стекают по ткани.

И все же он очень хотел ее увидеть. Как никогда в жизни.

Появилась Санда в длинном белом сарафане, поверх которого был наброшен тонкий красный шарф, загорелая, рассеянная и – совершенно чужая. Он обнял ее так, что у нее захрустели шейные позвонки, и почувствовал: жена мягко сопротивляется и выскальзывает благодаря гладкому шелку…

Давор вдруг испугался, что не сможет ее удержать. И открыл глаза.

За окном по-прежнему проплывали зеленые поля, лесополосы и небольшие холмы. Они с ребятами ехали в Чернигов.

– Пить хочешь? Холодненькое. – Милан перегнулся с переднего сиденья и протянул ему банку какого-то местного пива.