Не будет он трахать Лену Свенссон. Пошла она к черту.

Доктор Ковальски переживает из-за его субфебрильной температуры. Пневмонии нет, но зато есть проникающее легочное ранение. И спайки. Доктор Ковальски говорит: «Ну что вы тут делаете? Тут же совсем неподходящий для вас климат. Вам бы в Альпы, на курорт. Или погреться где-нибудь на островах… Вот я был на Балканах, так там, знаете…»

От слова «Балканы» он вздрагивает, и его начинает мучать чисто балканский кашель. И пуля была, кстати, балканская. А ведь когда-то у него было шоколадно-марципановое австрийское детство, и сахарные ангелы, и хрустальные колокольчики Санты. И думать он не думал ни о какой Сербии, он – Зоран Николич, из рода сербских королей дома Бранковичей, сотрудник спецслужб Милошевича, генерал, военный преступник, куратор Второй Вертикали и просто несчастный человек.

* * *

Если бы я писал книгу о нашем с Иванной странном и иррациональном серфинге, то эту главу я назвал бы «История героического диггерства» и посвятил бы ее Юрию Шевченко. В Чернигове сумасшедших археологов разной степени подвинутости несть числа. Но Юрий Шевченко среди них самый сумасшедший, и поэтому слушать его одно удовольствие. Врун и мистификатор, он гонит, как поет, особенно когда выпьет, и в его рассказах все непротиворечиво и правдоподобно настолько, что правду от вымысла отличить невозможно. К ним надо относиться как к особой форме разговорного жанра, как к апокрифам Мюнхгаузена. И поделать с этим ничего нельзя. Потому что, как сказала бы Иванна, «других писателей, товарищ Берия, у нас для вас нет». Потому что именно он, ныне начальник археологического поста по надзору за Антониевыми пещерами, провел родителей Иванны под землей, вывел за Десну и оставил дожидаться кого-то, чьего имени они при нем не называли, в запущенной и грязной квартирке двухэтажного барака на окраине райцентра Куликовка.

И мы никогда не узнали бы об этом, если бы не профессор Кроль, который вдруг во что бы то ни стало решил разобраться. То ли он неожиданно почувствовал себя сыщиком Коломбо, то ли стариковская совесть стала разговаривать с ним по ночам, но только Василик Ильич достал с антресолей две бутылки молдавского коньяка «Белый аист» и отправился к пещерам.

Юрий Шевченко заступил на свое дежурство в восемь вечера, принял журнал и ключ от пристройки у коллеги Элки Малышевой и, провожая ее к двери, привычно и без вдохновения ущипнул за худую вертлявую попу. После расстелил на столе газетку и нарезал печеночной колбасы. Затем, фальшиво насвистывая себе под нос партию первой скрипки из увертюры к опере «Жизнь за царя», принялся чистить вареное яйцо. И удивленно поднял бровь, когда на пороге появился могучий Кроль в своем замечательном тулупе. Но свистеть не перестал.