Давор же понимал, что ему в этой ситуации придется быть режиссером большого странного шоу, и само шоу должно быть устроено как сложная музыкальная композиция со своей драматургией, реперами и контрапунктами. Городская молва уже назвала фестиваль «пиром во время чумы», но люди все подходили и подходили.

«Потому что здесь есть смысл, – вдруг подумал Давор, глядя на лица людей. – Нигде нет, а здесь – есть. Потому что музыка – это смысл, вода и пища, и крыша над головой. И поэтому пространство фестиваля должно быть лишено страха».

На сцену один за другим поднимались его музыканты. И когда все собрались и заняли свои места, к краю сцены подошла Бранка в своем длинном синем концертном платье. Она медленно поднесла смычок к струнам и вдруг, в ярком контрасте с предыдущим замедленным движением, исполнила короткую, на сорок секунд, очень быструю композицию, от которой в воздухе запахло скошенной травой и лугом после дождя. Давор не знал, почему, но так у нее получалось всегда. В эту маленькую связочку между двумя большими симфоническими фрагментами он в качестве основы положил боснийскую народную песенку, которую исполняли на празднике, посвященном рождению первого сына, и в ней была подлинная первозданная радость. Но когда он мелодию писал, то не чувствовал никаких запахов, кроме разве что запаха виски со льдом. А вот у Бранки получается.

– Ну, иди, – сказала ему Иванна и легко провела пальцами по его ладони. – С Богом.

Давор поднялся на сцену в полной тишине, подошел к микрофону и подумал, что ничего хуже сегодняшней тишины в жизни не слышал.

– Хвала, приjатели, – сказал он, – спасибо, что пришли. Мы с вами живем в мире, в котором больше непонятного, чем понятного, больше злого, чем доброго, и слез больше, чем счастья. Но человек способен создавать острова радости, защищенные со всех сторон невидимыми стенами. Если бы человек этого не умел, он не выжил бы в процессе эволюции. Фестиваль «Славянский мир» я объявляю открытым. «Аве, Мария».

Не поворачиваясь лицом к музыкантам, он обозначил поднятой рукой первую ноту для для а-капелла тройного женского меццо-сопрано, и короткое интро ровно через пятнадцать секунд вобрало в себя шесть теноров мужского хора, альт, валторну и неожиданную волынку с человеческим голосом…

* * *

Витку мучило похмелье. Накануне они с Милошем пустились во все тяжкие и потеряли чувство меры, причем сразу во всем. Секс у них получился истерический, ночной поход в супермаркет сопровождался нездоровым хохотом, и редкие прохожие обходили их стороной. Алкоголя они купили опасное количество и квасили до утра. В ходе распития Витка неожиданно обнаружила у Милоша крупные пробелы в гуманитарном образовании, в особенности в том, что касается русской литературы первой половины двадцатого века, а потому читала ему наизусть Багрицкого «По рыбам, по звездам проносит шаланду, три грека в Одессу везут контрабанду». А еще читала «Смерть пионерки» и на строчках «боевые лошади уносили нас, на широкой площади убивали нас» неожиданно для самой себя зарыдала, уронив голову на руки. В конце концов, изнуренная стихами и эмоциями, так и уснула на табуреточке в кухне, а Милош перетащил ее на диван.