Он даже не знал, что именно должен попросить и какими словами надо говорить, чтобы услышали там.

И в это время позвонила Санда.

– Я не мог тебе дозвониться, – сказал Давор, – ты была вне зоны. Ну, ты уже знаешь, наверное…

– Помнишь мой красный шарф из Герцег-Нови? – спросила Санда напряженно.

Давор невесело усмехнулся и провел ладонью по лицу.

– Я не могу, – начала жена, – в такой ситуации… Но… Я долго думала и решила, что должна все же тебе сказать… потому что я не умею тебе врать…

– Да и не надо, – прервал ее Давор и почувствовал странное облегчение. – Я все понял. Ты сейчас с ним?

– С ним, – твердо ответила она.

– Ну и хорошо. – Давор чувствовал всей спиной, как стальная конструкция трясется в ритме самбы. – Санда, милая, я понятия не имею, кто он, но попроси его от моего имени – если что, пускай он… позаботится о тебе, что ли… Я не знаю, как говорят в таких случаях… Что? Что ты говоришь? Я не слышу.

– Ты только не умирай, Давор, только не умирай… – Голос Санды звучал как бы из глубины, и он вдруг подумал, что, возможно, та звонит ему из другого времени.

– Нет-нет, – сказал он, – я все делаю, чтобы этого не произошло.

* * *

Иванна проснулась ночью оттого, что ей показалось, будто что-то случилось и музыка больше не звучит. Из гостиницы ничего не было слышно, поэтому она сунула ноги в кроссовки, надела плащ и, пряча мерзнущие руки в рукавах, пешком пошла на площадь в темноте и тишине свежей майской ночи. Идти было совсем недалеко, и по мере приближения она волновалась все больше – она ничего не слышала.

Давор не спал вторую ночь и с площади уходить не собирался. Он отправил ее в гостиницу с Аланом и ребятами и велел выспаться, а когда Иванна ему предложила немедленно сделать то же самое, сказал: «Две-три ночи – это нормально», – и объявил начало джем-сейшна сразу с несколькими молодыми черниговскими рок-командами.

– А ты мне нужна живой, – шепнул ей на ухо, когда она подошла к нему, чтобы потрогать за плечо, погладить по руке, потереться щекой о волосы.

Сейчас Давор сидел с гитарой и еле слышно перебирал струны. Сцену освещало всего два галогеновых светильника. Метрах в двух от него сидел с флейтой в руках пожилой полный человек в очках, и Иванна с изумлением узнала в нем Владимира Тимофеевича Артемьева – лучшего, как она считала, аналитика и эксперта по современной и исторической урбанистике. Однажды он принял ее предложение поучаствовать в экспертной сессии по монопрофильным городам, и она не пожалела – ученый был очень эффективным и, помимо массива теоретических знаний и представлений, обладал очень мощным мышлением («опережающим» – сказала бы Иванна) и масштабной, редкой для современного гуманитария, интуицией. Он был способен к «схватыванию» и «удерживанию» больших, сложно организованных контекстов, и Иванну тогда очень подкупила его способность понятно для окружающих работать со смыслами и с содержанием. В этом, помимо прочего, был виден очень хороший педагог.