«И я свинья», – возникла тут же в голове отточенная формулировка.

Не то чтобы она забыла о них. Не то чтобы… Но ей самой было так плохо, так плохо, «шо просто кранты», – как на украинский манер полюбил последнее время говорить Милош, посетивший город Киев на предмет участия в международных филологических чтениях имени Потебни.

Мэри была грязная, тощая и отчаянно голодная. Голод светился у нее в глазах и выпирал ключицами. Витка поставила на асфальт пакет с маслом и шампиньонами и села перед девочкой на корточки.

– Мэри, что случилось? – спросила.

А случилось вот что: папу забрали какие-то люди. Одного из них Мэри видела – он приходил к ним домой «по работе».

– Только он был не наш, – пояснила Мэри с набитым ртом. Она один за другим заталкивала в рот пирожки «Форнетти» и еле поспевала за длинноногой Виткой, которая крепко держала ее за руку и стремительно тащила вперед.

– Дома расскажешь, – оборвала она рассказ девочки. – Нельзя одновременно жевать и говорить.

– Дома нет, – горестно сказала Мэри и остановилась. – Хозяйка квартиры выгнала меня. И кричала: «Понаехали тут!»

– А как же, – пробормотала Витка, – естественно. Но мы идем ко мне домой. Ко мне, а не к тебе. Ты будешь у меня жить.

Уже в ванной, когда у Мэри только голова выглядывала из высокой пены, Витка разрешила ей продолжать.

– Ну я и говорю, – начала обстоятельная Мэри, – он был не наш.

– Не азербайджанец? – догадалась Витка.

– Да, да. Он еще сказал: вас, азеров, надо мочить в сортире, как говорит наш президент.

– Ну, наш президент имел в виду… Ладно. Какая разница, кто он был. И что?

– А потом они пришли еще раз, когда папы дома не было. Все перерыли, раскидали, как свиньи, и ушли. И сказали, что если я буду… буду… выкать?

– Вякать, вероятно.

– Да, если я буду вякать, то они меня… Витта, ну, я не могу такие слова говорить.

Витка села на край ванны и закрыла лицо руками. Но слезы все равно протекали сквозь пальцы и падали ей на колени.

– Ты не плачь, – тоненько попросила Мэри, вытащила из пены мокрую и уже розовую руку и стала неловко гладить Витку по спине. – Не плачь, Виточка, они мне ничего не сделали. Но я теперь боюсь. А папа тогда с работы так и не вернулся. Они, я так думаю, забрали его. Тот мужик еще в первый раз требовал у него денег. А у папы не было.

Витка узнала много чего. Что папа Ильгам с одним «старым мужчиной» хотел купить шиномонтаж и сказал Мэри: «Теперь у нас все будет хорошо, я запишу тебя на плавание и на бальные танцы» (Витка кормила Мэри яичницей с ветчиной и зеленым горошком). Что потом «старый мужчина» куда-то делся, а папа даже пил водку и «почти плакал, Виточка, но ведь папы не плачут вообще-то» (Витка укрывала душистую Мэри махровой простыней и сверху пледом, пристраивала ей под голову еще одну подушку, маленькую). Что она не пошла к своим, потому что знакомых не осталось – Наиру побил и выгнал любовник (Мэри так и сказала «любовник») и та уехала куда-то, может, даже и домой, в город Закаталы. А к незнакомым «своим» девочка пойти побоялась. Мало ли что. Да и ехать надо было куда-то в район Черкизовского рынка или, например, к Теплому Стану, а она даже не знает, где это.