Едва успела она мысленно произнести эту похвалу, как Веллингтон Торнхилл Букс выступил из-за ширмы и остановился напротив небольшого камина, как будто ожидая ее одобрения.
Она тихонько хихикнула, а затем извлекла из подставки граммофона музыкальный цилиндр. Когда комнату заполнили звуки «Старой песни о любви», она подошла к нему и радостно улыбнулась.
— Удачно выбранное место, чтобы поместить туда записывающее устройство, но, естественно, у него есть свои недостатки, — сказала она. — Пока играет музыка, мы можем спокойно разговаривать, если только будем делать это достаточно тихо.
Веллингтон облегченно вздохнул, а затем сделал шаг назад. Он поправил очки и выпрямился в полный рост.
— Как вы меня находите, миссис Сент-Джонс? Достоин ли я сопровождать вас сегодня вечером?
Элиза обошла его вокруг, в полной мере наслаждаясь его неловкостью. Она находила довольно занятным, что она, дочь колоний, призвана оценить такой образчик английской аристократии. Хоть она этого и не произнесла вслух, выглядел он очень даже неплохо — лучше, чем того заслуживала их мерзкая компания.
И все же она подступила к нему и поправила галстук. Потом разгладила складки на пиджаке. Это выглядело совсем уж по-супружески, но тем не менее она это делала.
—Думаю, достойны, — ответила Элиза, радуясь возможности говорить свободно, — и теперь я могу дышать уже немного спокойнее.
— Простите?..
— Мы просто должны все сделать в лучшем виде, Велли. А «поговорим» об этом позже. Хорошо?
Веллингтон предложил ей свою руку.
— Что ж, миссис Сент-Джонс, тогда, возможно, спустимся к ужину?
Она широко улыбнулась ему в ответ, чувствуя, как в предвкушении погони ее сердце начинает биться чаще.
—Действительно — пойдемте!
Глава 21, в которой подается поразительный ужин
Глава 21,
Ноздри им обоим щекотали аппетитные дразнящие запахи. Даже Элиза в своей роли немой жены издала невразумительный одобрительный звук, почувствовав этот аромат, обещавший сегодня вечером прекрасный ужин. Со второго этажа особняка слышались разные голоса, и по многочисленным фойе и коридорам поместья разносился чей-то смех. Все было очень прилично, очень цивилизованно.
Веллингтон взглянул на свою «идеальную жену», как о ней выразился Бартоломью, и почувствовал, как в груди у него что-то сжалось. Все это представление в спальне, конечно, было недостойно, но он и сам понимал, что к этому ее подтолкнула его собственная глупость. Прижавшись к нему столь интимным образом, она немедленно получила преимущество, потому что все логические рассуждения тут же вылетели у него из головы. Теперь, когда он снова взял в свои руки контроль над мыслями и чувствами, он понимал, что этим дело не закончится.