Она обратилась к Селестине:
— Вы не имеете права скрывать, где находится лира, Селестина.
— Вы не знаете самого главного о лире и об опасностях, которые ее сопровождают, — проговорила Селестина так тихо, что Эванджелина едва расслышала.
Селестина положила ладонь на руку Эванджелины и шепнула:
— Нет смысла спорить дальше. Мне надо кое-что вам показать.
Эванджелина вывезла коляску Селестины из Розовой комнаты в коридор и покатила к хлипкому лифту. В кабине Эванджелина зафиксировала колеса. Двери закрылись с негромким металлическим лязгом. Когда она потянулась, чтобы нажать кнопку четвертого этажа, Селестина остановила ее. Протянув трясущуюся руку, она нажала кнопку, на которой не было никакого обозначения. Лифт рывками стал опускаться. Он остановился где-то внизу, и двери, визжа, открылись.
Эванджелина ухватилась за поручни коляски и выволокла ее в темноту. Селестина щелкнула выключателем, ряд тусклых лампочек осветил пространство. Когда глаза привыкли к свету, Эванджелина поняла, что они в монастырском подвале. Она услышала доносящийся сверху шум посудомоечных машин и плеск сточных вод в трубах, значит, они находятся прямо под столовой. По указанию Селестины Эванджелина повезла инвалидную коляску через подвал, пока они не оказались в самом его конце. Там сестра Селестина оглянулась, чтобы убедиться, что они одни, и указала на обычную деревянную дверь. Она была незаметной, непримечательной, Эванджелина подумала, что за ней — кладовая, где хранятся метлы.
Селестина достала из кармана ключ и дала его Эванджелине. Девушка вставила его в замок. Несколько безуспешных попыток — и дверь наконец поддалась.
Эванджелина потянула за шнур возле дверного проема, лампочка осветила узкий кирпичный проход, резко уходящий вниз. Удерживая коляску Селестины, чтобы она не сорвалась, Эванджелина осторожно пошла вперед. Свет становился все слабее. Наконец они оказались в каком-то помещении. Воняло плесенью. Эванджелина потянула за второй шнур — она бы не заметила его, если бы он не скользнул по щеке. Шнур был тонкий, как паутинка. Старинная лампа вспыхнула с шипением, словно готова была в любой момент лопнуть. На стенах росла плесень, на полу валялись стулья. Вдоль стен лежали куски разбитого витражного стекла и несколько плит молочного мрамора, точно такого же, из какого был сделан церковный алтарь, — остатки после строительства церкви Девы Марии Ангельской. Посреди комнаты высился ржавый бойлер, покрытый паутиной и пылью, давным-давно заброшенный, ненужный, как змее старая кожа. Здесь не убирали много десятков лет, если вообще когда-то убирали.