– Думаю, Лилит организовала эти псевдопоиски с одной единственной целью: довести мальчика до полного отчаяния, – сказала Яника. – Когда он дойдёт до нужной кондиции, они добьют его контрольным в голову. Тогда он сломается.

Сенс отклонился от Яники, и, поелозив пятой точкой, удобней утрамбовал себя в диван.

– Намекаешь, что у нас снова доведение до самоубийства? И то, что мы слышим это из уст самоубийцы, конечно, никак с этим не связано?

Обычно, Сенс язвит реже, чем комета Галлея возвращается к солнцу, а потому наблюдать столь редчайшее явление всегда интересно. Пожалуй, Лазарь даже насладился бы этим впечатляющим зрелищем, если бы оно не касалось Яники.

От такого прямолинейного выпада девушка смутилась, и Лазарь решил вмешаться:

– Да-да-да, а если бы её изнасиловали, она бы первым делом устроила мальчишке ректальный осмотр. Хотя постой… – он вопросительно посмотрел на Янику: – Почему ты до сих пор не предложила устроить осмотр?

Яника сделала вид, что вопрос адресован не ей, но Лазарь заметил, как напряглось её горло, и почувствовал укол совести, что случалось с ним ещё реже, чем приступы язвительности у Сенса.

«Нет» – ответил он Янике, когда она спросила его про Марса, хотя должен был ответить «да».

«Ты бы ни за что не сказал «да»« – услужливо напомнила всевидящая проекция. – «Они пригрозила съехать. Помнишь, что ты почувствовал, когда она заговорила об этом?».

Лазарь прекрасно помнил. У него сердце ушло в пятки – вот что он почувствовал.

– Права насчёт отчаяния, не права насчёт контрольного в голову, – сказал он Янике, а в сторону Сенса бросил: – Ты вообще кругом неправ.

– И почему же, о, Великий Соломон?

Лазарь устал расхаживать по комнате и присел на журнальный столик. Тот жалобно заскрипел под ним, недвусмысленно намекая, что очень скоро его терпение о четырёх ножках лопнет.

– Потому что повадками обладаете не только вы, мои маленькие ручные приматы – они есть и у Ведущего Игры. И я тщательно изучил их все. Поверьте, прикончить собаку Энуо ещё не слишком круто. По-настоящему круто – вернуть мальчику собаку в день, когда он будет нуждаться в ней больше всего на свете.

– Вернуть? – недоуменно переспросил Сенс.

– Да, вернуть. А потом убить.

И Яника и Сенс воззрились на Лазаря с таким отвращением, словно смотрели в лицо садисту, который без спросу селится в головы людям и ваяет из сгущённого концентрата отрицательных эмоций свои уродливые скульптуры.

В гостиную ворвалась раскрасневшаяся Дарения.

– И этот день настал! – голос звенел на высокой ноте, сама выглядела так, словно готова была, наконец, порадовать окружающих явлением, сравнимым по редкости с «большим взрывом» – скупой женской слезой.