— Ты хотела сказать, почему ты раздета? — поправил я, пытаясь подняться с пола настолько осторожно, чтобы моя голова не взорвалась, как наполненный водородом воздушный шарик, о который не очень удачливый дурак решил потушить сигарету.

— Нет, Ферро, — решительно сказала она, старательно заглядывая мне в глаза, — то, что ты в моей комнате, а я раздета, меня совершенно не удивляет…

— Ты хочешь выяснить, не воспользовался ли я твоей вчерашней слабостью в своих низменных целях?! — поддразнил я.

Анна тряхнула головой, и ее длинные светло-русые волосы закрыли плечи.

— Нет, Носферату, я хочу выяснить, не воспользовалась ли я сама своей вчерашней слабостью? И перестань улыбаться, мне не до шуток. Между нами что-нибудь было?

Я почувствовал, что с каждой ее возмущенной репликой силы возвращаются ко мне, головная боль отступает и я вполне готов продолжить утреннее развлечение и довести следователя из отдела преступлений в сфере искусства Анну Моисеевну Берг до белого каления.

— Анечка, — прошептал я ей на ухо, нежно касаясь губами мочки и осторожно стягивая за край одеяло, — между нами было столько всего, что так просто и не расскажешь… Так что лучше и не спрашивай, вставай с кровати, одевайся и пошли завтракать, а то что-то от вчерашних напитков во рту совершенно не фиалковое послевкусие…

— А ты попробуй, расскажи, — огрызнулась Анна, возвращая на прежние позиции изрядно сползшее одеяло, — а я подумаю, одеваться мне в твоем присутствии или переругиваться с тобой из-за двери. Ну, что же между нами было?

— Во-первых, — медленно отступая к двери, начал я, — твое одеяло, мой пиджак, брюки, рубашка…

— Гнусная вампирская пакость, — взвизгнула Анна, вскочив и одной рукой придерживая одеяло, другой подхватила подушку и швырнула в мою сторону. — Жди внизу, готовь кофе, чудовище, — услышал я уже из-за двери и медленно побрел по лестнице вниз, стараясь без особенной надобности не тревожить больную голову. Только в дверях кухни я понял, что наша гостеприимная хозяйка, с которой после вчерашнего мне было несколько страшновато встречаться, уже встала. Я услышал из-за двери ее тихое бормотание и тяжелый старческий вздох.

— Гробы, гробы… и только я, старая мухомориха, все живу… — прошептала она, не отрывая глаз от черной пучины кофейной чашки. — Заходите, Носферату Александрович, я все равно слышала ваши шаги, так что придется начинать утро в моей не слишком приятной компании. Тем более что и Анна Моисеевна уже спускается. Поверьте моему опыту, нет такого человека, который наутро после «Головы сарацина» мог бы передвигаться бесшумно. Надеюсь, вы уже способны изъясняться более-менее понятно?