— А что это вы сегодня, Полина Родионовна, с утречка о гробах? — с удовольствием вдыхая запах хорошего крепкого молотого кофе, вопросом на вопрос ответил я, подсаживаясь к столу.

— Так вот, — покачала головой старушка, пододвигая мне пустую чашку, тем самым давая свое царственное благословение на утренний кофе, — документы вам пришли, Носферату. Там, на столике в прихожей. Но вы не торопитесь смотреть. Посидите немного, выпейте кофейку…

Полина Родионовна накрыла мою руку морщинистой старческой ладонью. Я понял, что это был не только ее «гроб». И у меня имелось слишком мало вариантов, чтобы надеяться, что это ошибка.

На Гриане существовал странный, даже забавный закон: «О лице посмертного доверия». Когда-то Машка, уж не знаю, из каких побуждений, вместе с мэром Рости продвигала его на восьмом материке, и на заводах Марь было модно заполнять форму, как ее называли в народе, «о допуске к телу». Проще говоря, человек указывал список людей, которые в случае его смерти получали неограниченный доступ к информации относительно причины, времени, обстоятельств смерти, должны были быть информированы о ходе и результатах следствия, если таковое ведется. А также могли провести собственное независимое расследование, если дело не было возбуждено или результат следствия не явился для данного лица достаточно убедительным.

Похоже, на столике в прихожей лежала в куче сопроводительных документов одна из таких форм, в которой чьим-то, по всей видимости, очень знакомым почерком было вписано мое имя.

Я почему-то подумал, что это Машка. Поэтому в первую минуту заметил только, что ошибся. Что имя человека, решившего доверить мне расследование своей смерти, начиналось не с буквы М, а с какого-то другого грианского крючка. А потом подступила тошнота. И какая-то странная отрешенность. Теперь на этой планете у меня тоже был один гроб. Гретхен.

— Ферро, — осторожно позвала меня Анна, и по сочувственной интонации ее голоса я понял, что пожилая сорока Стерн уже распространила свежую новость, пожалуй, добавив, что я убит горем.

На самом деле такого крепкого на голову парня, как я, не так-то просто убить. Носферату Шатов контужен, но не побежден. Иначе какой был смысл вписывать мое труднопроизносимое имя в форму с бодрым названием «допуск к телу». Но я не хотел видеть ее тело. Не хотел видеть тело, в котором для меня больше не было ничего родного.

— Ферро, — снова произнесла Анна тревожно.

— Зови меня Аурелиано, — ответил я, стараясь ободрить ее. В конце концов, даже в том случае, если коса одной требовательной худощавой старухи просвистела совсем близко от твоего уха, есть повод для радости — ты еще способен слышать, а значит: она не за тобой.