Светлый фон

— Ладно, Ферро, ты как? — Анна положила руку мне на плечо. Я прекрасно видел это движение, но почему-то совершенно его не почувствовал.

— Извини, у меня есть дело. — Чтобы не объясняться, я ткнул пальцем в бумаги и, пока Анна вчитывалась в убористые закорючки грианского Гражданского кодекса, выскользнул за дверь, поднялся в свою комнату и набрал по местному номер Марь.

Сперва я не узнал ее, потому что в голосе, ответившем мне, не было ни капли жизни.

— А, отступник! — глухо сказала она. — Все знаю, можешь не подбирать слова. Нет у тебя дара к некрологам. Через пару минут выходи на крылечко, мои ребята за тобой заедут. Только…

Машка осеклась, и я мгновенно догадался, о чем она хотела, но не решалась попросить.

— Я приеду один. Надо поболтать насчет кое-каких бумаг.

* * *

— Она оставила тебе «допуск»?! — вместо приветствия бросилась на меня Машка у самых дверей. Она, похоже, совершенно не спала. Под глазами виднелись сиреневые круги, волосы потускнели, а сережка в правом ухе задралась поперек мочки, открывая крошечный замочек.

— Так, значит, ты все-таки объяснишь мне, что от меня требуется.

Машка нетерпеливо зашагала по кабинету, потом, словно забыв о моем присутствии, уселась за стол и прижала к уху телефонную трубку:

— Матвей? Да, это я. Естественно. Да. Да. — Марь бросила сквозь меня быстрый взгляд. — Здесь. У меня в кабинете. Да, это очень важно для «Нако». И для меня. Дай мне отрядец. И сам приходи. Через полчаса. Ладно, сорок минут. Расскажешь, что к чему.

Видимо, Матвей пытался выиграть время и в надежде узнать подробности обрушил на Марь град наводящих вопросов, на которые она еще пару минут отвечала «да» и «нет», а я совершенно отчаялся проследить нить разговора и переключил внимание на висевший над головой Машки рисунок с корпоративным бутоном лотоса в обрамлении бледно-лиловых, резко замкнутых в траурный обод букв: «Накосивикосэ». «Знание — власть над миром» или что-то в этом роде. Вспомнить я не мог, а переводить с книжного грианского после «Белой перчатки» было делом, заведомо обреченным на провал.

Сама Машка под хороший бокал мартини называла свою империю «Накося выкуси», и сейчас при внимательном всматривании в раскрывающийся бутон лотоса на рисунке в необычном для этого цветка развороте листьев угадывалась рука, недружелюбно и вызывающе сложенная в дерзкий нигилистический кукиш.

Марь оторвалась от телефона, пробормотала «Ну, вот сейчас придут и тебе все популярно…», но, проследив за моим взглядом, замолчала и улыбнулась.

— Заметил-таки… — с удовлетворением пробормотала она, — а то все как-то не вглядываются. Лотос и лотос. Как талантливо нарисовано, а?