Мищук забрал самогонку и сделал несколько глотков. Особенного впечатления она на него не произвела.

— Ну что же, — слегка охрипшим голосом произнес он. Вообще-то, я вами восхищаюсь. Честное слово.

— Почему?

— Это следствие уже вели многие офицеры. Все они погибли. Только немногим удалось уйти живыми. Да и то — случайно.

— Я тоже погибну?

— Скорее всего, да. — Мищук вдруг рассмеялся. — А точнее, наверняка. Но это не больно.

Впервые Сташевский на вопрос: «И что ты сейчас чувствуешь?» не ответил бы: «Ничего». Игра даже начала ему нравиться.

— У меня имеется пара тузов в рукаве.

— Вы думаете про те пистолеты и автоматы, которые могут появиться в любой момент? — Мищук зыркнул в сторону, на вход на внутренний дворик. — Меня прикрывали Васяк и Борович со стэнами в руках. Один чуть не перестрелял всех монашек, второй от страха наделал в штаны.

— Но что-то у Боровича в башке было.

— Да. И смылись они, благодаря ему. А потом это их годами мучило. — Мищук поглядел прямо в глаза Сташевскому. — Но у вас я никакого страха не вижу.

— Угу, — спародировал Славек собеседника. — Просто-напросто, не установили страх в оборудование того экземпляра человека, которым я сейчас владею. На складе страха не оказалось, так что теперь я бракованный.

— И таких людей люблю. Не то, что типы, которые, увидав безносую, сразу же в слезы, и унижаются, переходя все границы приличия. Такие будут ползать в дерьме, умоляя дать им еще несколько дней. А вы — фаталист.

Сташевский почесался в голове. Солнце докучало все сильнее.

— Признаюсь, странное определение для человека, который был крестьянином, заключенным, а потом — простым милиционером. Это вы закончили какое-то высшее учебное заведение на том свете, что можете так высказываться?

— Я много чему научился, — кивнул Мищук. — Ну да ладно. Давайте перейдем к делу.

* * *

Они сидели в «Новокаине»[94] на Рынке. Гофман заказал какой-то невообразимый салат с тунцом; Сташевский цедил тоник, но без джина. Только с лимоном На стенах висели картины. Говоря по правде, это были только позолоченные, украшенные рамы, прячущие корпуса плазменных панелей, на которые выводились произведения искусства и другая фигня. Произведения искусства были классные, фигня, в особенности, парасексуальная, скорее всего, нет.

— Когда ты сориентировался, что разговариваешь сам с собой? — спросил Гофман, отодвигая тарелку.

— А холера его знает. Ты ничего не видел на мониторах, а он, казалось, знал все. Я думал, что он мне что-нибудь скажет.