И в вечной борьбе старого и нового, новомодного (!) — Маша всегда занимала сторону г-жи Истории.

Каким бы прекрасным ни был «самолет» Каракиса, Маша не могла простить красавцу дому, что тот построен на месте убитых — казненных церквей.

И еще с внешней стороны дом нисколько не походил на их картину, скорее на еще одну крепость — пусть и в стиле конструктивизма, — с высокой и серой крепостной стеной, круглой аркой-входом и декоративными башнями.

— Идем во двор, — позвала ее за собой Даша Чуб. — Я тут все нычки знаю с тринадцати лет. И сталинские дома над Провальем стоят только тут, у метро. За мной, Машуха!

Они проскользнули сквозь серую арку и оказались в катакомбах «замкового города» — за одним домом длинной стеной стоял другой дом, и, поблуждав с полминуты, Чуб уверенно остановилась и провозгласила:

— ВОТ!

А под носом у Маши Ковалевой оказался Дашин смартфон с изображением проклятой картины. И «Машуха» вынуждена была согласиться с изображением.

Естественно, никакой патриархальной зеленой скамейки тут давно уже не было, и двор не очень походил на маленький сквер, но стены дома Каракиса, пусть и зарисованные контуром сзади, были узнаваемы и в чем-то неповторимы.

— Но самое главное — вот! — поманив подругу рукой, Чуб прошла вперед и остановилась на краю узкой дороги, зависшей прямо над обрывом. — На картине не просто домик и дворик… Это киевский домик и дворик с видом на Провалье!

Сейчас, когда росшие на косогорье деревья еще не обзавелись новой листвой, сквозь их ветви отлично просматривалась и крутизна провала, и нижняя Парковая дорога к Аскольдовой могиле — все то, что звалось в Киеве загадочным бездонным словом.

Некоторое время они шли по дорожке над бездной. Прямо на дороге громкая стайка мальчишек азартно палила комьями грязи по пустым бутылкам («Мне Достоевский не нравился, он вообще идиот — не думал, чего он писал», — донесся до них обрывок специфического литературного диспута. — «Мазила… иди медляк танцевать!» — «Сам медляк… Я не медленный, я энергосберегающий», «…сейчас сбросим тебя вниз, прямо в могилу!»).

Миновав их, они вновь оказались за спиной метро «Арсенальная», у дальних, изрезанных трещинами стен Николаевских ворот.

Зубчатые стены ворот в Печерскую крепость прятались за бетонной стеной, и по верху ее вилась многочисленными змеями добротная колючая проволока.

А вниз по склону горы, под изрисованными граффити стенами, шла узкая лестничка для своих — прямо в глубины провала.

Где, на дне урочища Провалля, лежал знаменитый и увитый легендами Зеленый театр.

— Помнишь историю с Котарбинским и «Ангелом бездны»? Провалье у Зеленого театра и там фигурировало… Провалье сразу ВСЕ объясняет! — повторила главную мысль Даша Чуб еще минуты четыре спустя, когда они спустились по лестнице вниз и перешли Парковую дорогу. — Мне еще осенью друзья говорили, что Зеленый театр снова открыт! Для всех. Туда много лет не пускали, там был клуб… и вдруг клуб исчез, точно испарился. И пещеры «зеленки» опять нараспашку![10] Ой, какой же я была молодой, не-е-е… малой еще, когда мы ходили туда с Димой. Или с Алешей? Разве всех их упомнишь…