— А какой именно фильм?
— Любимый… я ж говорю.
— А название не помните?
— Нет. Точно будете пиво? Может, вина хорошего?
— Давайте вина.
Базов взял со стола бутылку дорогого иностранного пойла, безжалостно скрутил ей голову-пробку, наполнил бокал для Даши и вопросительно посмотрел на Машу, но та покачала головой, отказываясь от угощения. Не придумав, чем еще занять руки, Базов принялся тереть ладонью о ладонь. Он явно пребывал в бессонном лихорадочном возбуждении тела, ума и души, когда кажется, что остановиться и умереть — равнозначные вещи.
— Все думаю, что мне делать? Что делать? Как я могу позволить его отключить? Иногда люди через год, даже через десять лет выходят из комы… ведь так? А тут всего три дня прошло… а то, что они говорят… вся аппаратура их барахляная, мало ли что она там показывает! Я в Германию его отвезу… Скажите, он ведь еще может поправиться?
— Все может быть, — обтекаемо ответила Маша.
— И я так думаю! — чрезмерно взбодрился он и, как утопающий за соломинку, схватился двумя руками за картину — присел перед ней на корточки, зачем-то стряхнул с рамы несуществующую пыль. — Красивая картинка, приятная очень… Смотришь на нее, и кажется: легче чуток на душе. И все будет хорошо. И еще поправится Вовик.
Базов отошел от картины. Взял стакан, налил себе на два пальца коньяка, залпом выпил и вновь наполнил его. Рухнул в кресло и целеустремленно уставился на облегчающее боль полотно, заговорил:
— Вот так, когда случится беда, и начинаешь думать… сразу думаешь всякое… Я ведь плохо прожил свою жизнь, плохо — не буду вам врать. Многие из-за меня пострадали… многие… но я не о них. Дети — вот это хуже всего! О многих я и не знаю, наверное… но одно знаю точно. Я тогда совсем пацан был, куда мне дите? Хоть и не такой уж пацан, 23 года, не то чтобы мальчик. Но все только начиналось, и я ее не так чтоб любил… хоть ее и звали Джульетта, но я был точно не Ромео! Она, я знаю, ждала, что я ей предложение сделаю, а я деньги ей предложил и врача. И самое главное, был уверен, что поступаю, как джентльмен… типа красиво… так тупо горд был собой! Не бросил же, не сказал «твои проблемы, вали!». Подлец, конечно, я был, мог бы помочь, пусть бы рожала. Хоть не хотел я тогда ничего… А сейчас думаю: а вдруг это одно за другое, вдруг в наказание? Одно дите за другое дите? Я вспомнил сегодня, она говорила… там тоже сынок, парнишка был… поздний срок. Очень поздний. Мог бы, исправил бы. Но как? И как теперь Вове помочь? Он ведь и не родной мне сын — сын жены от первого брака, хоть я и растил его с детства. Нет у меня своих детей, не сложилось… так разве недостаточно я наказан уже? За что Вовку наказывать, если он даже не родный мне сын? Что мне сделать, чтоб он поправился? Что делать, скажите?