Крышка мягко опустилась на место. А Милдред двинулась дальше, разгоняя призраков, что обретались на чердаке.

- Но Николас вновь разочаровал отца. И убил его.

- Вот так?

- Станислав Эшби был не так и стар. Прочие из его рода часто доживали до ста лет, некоторые и дольше, при том сохраняя и ясность рассудка, и неплохую физическую форму. Так, Донатан Эшби в девяносто семь участвовал в скачках и выиграл их. А его потомок, Николас Второй, в возрасте ста семи лет добрался до Каменистых островов. На яхте. В одиночку. Они все долгожители.

- Это ничего не доказывает.

Лука возражал, потому что тишина этого места давила на уши. И ощущение опасности просто-таки орало, что не стоит здесь задерживаться. Но Милдред добралась до картин. Их не прятали. Их спровадили на чердак и забыли, не потрудившись даже укрыть. И теперь полотна потемнели то ли от грязи, то ли от копоти, то ли от мошкары, что прилипала к влажноватой краске.

- Поможешь? – она попыталась сдвинуть раму, но та, огромная и золоченая, была слишком тяжела. Впрочем, не для Луки. Он просто отставил полотно с каким-то мрачного вида мужиком в сторону. – Это, полагаю, Гордон Эшби… по времени похоже.

Высокий парик. Неестественный румянец на щеках. Вытянутая физиономия с крючковатым носом и узкими губами. Тип Луке не понравился. Слишком уж презрителен. И смотрит так, будто известно ему, что никаких-таких благородных предков за Лукой не стоит.

Обычная белая шваль.

- А это его жены…

На айоха европейское платье смотрелось чуждо. И парик ей шел, примерно как корове седло. А может, живописец постарался, которому пришлось малевать вовсе не то, к чему душа лежала. И получилось женское лицо слишком уж плоским, некрасивым. Вывернутые губы. Нос раздутый. А глаза маленькие, раскосые. Вот брови темные сходятся над переносицей. И с этими бровями белый парик-башня никак не сочетается.

Хотя… что Лука понимает в женской-то моде?

Он просто переставил картину.

- Патриция…

Узкое личико. Огромное платье, в юбках которого почти теряются белые ладошки. Ее рисовали тщательно. И удалось запечатлеть не только блеск драгоценных камней, но и удивление в огромных глазах. Пожалуй, она была хорошенькой.

Для своего времени.

Под париком – вот что за мода была, а? – лицо казалось маленьким и бледненьким. Губы тоненькими, что нити. И румянец точно чахоточный, но на нее хотелось смотреть.

- Ее дочь…

Почти полная копия матери, разве что парик поменьше.

- И его сын…