– Дорогу едва видно! – извиняющимся тоном воскликнул Фирс со своего шофёрского насеста. – Ещё немного, и нас посреди этого ничто накроет ночь! Придётся остановиться и ждать утра! Прямо здесь!
– О нет! – с содроганием воскликнула барышня и угрюмо зарылась лицом в воротник дорожного плаща.
– Но, дорогая пани! – проговорил Вийт. – Это не я! Это всё дорога! – детектив присмотрелся к девушке и добавил: – Вы не замёрзли? Позвольте я укрою вас своим диплоидионом!
– Как можно, Ронислав Вакулович! – возмутилась юная графиня, ещё дальше отодвигаясь от Вийта.
Тот пожал плечами, вновь сел ровно, но не удержался и произнёс:
– И всё же, Ветрана Петровна, с учётом того, что нас вскоре ожидает…
И тут же получил пощёчину, хотя и приглушённую тканевой перчаткой на руке дамы, но всё же болезненную.
Фирс наверху хмыкнул.
Туман впереди загустел, почернел, приобрёл неясные очертания человеческой фигуры.
– Там, кажется, кто-то есть! – вскричал истопник.
Он отвернул шестерёнку давления в паровом котле и натянул тормозной шнур. Экипаж, оглушив неестественно громким гудком, разорвавшим мертвенную тишину вокруг, вздрогнул, замедлился, заскрипел, переваливаясь из стороны в сторону, и, наконец, остановился.
Тёмный силуэт в тумане оказался заброшенной, покосившейся, почерневшей от сырости будкой телеграфиста.
Фирс спрыгнул со своего насеста. Его ноги ударили с высоты в вязкую грязь, и та взлетела вверх фонтаном брызг.
– Это релейная станция, – сообщил Фирс, обходя будку. Он заглянул внутрь. Там царили запустение, плесень и сырость. – Давно покинутая станция!
Истопник подёргал то, что осталось от паровых труб. На растрескавшийся пол посыпалась ржавчина.
– Прадедушка выгнал телеграфиста, – отозвалась из своего гнёздышка в тёплом, уютном плаще Ветрана Петровна. – Тогда за целый год пришло лишь одно сообщение, да и то не имевшее никакой важности, – барышня вдруг закатила глаза и продекламировала самым что ни на есть поэтическим голосом:
И мозга путь уж не готов к терпенью, В сырой туман утоплен человек. Не угодить барско́му настроенью… Не длится более служенья век.