Клотильда вспомнила тот единственный раз, когда видела Саломе не одну, а со своим отцом. В башне маяка. Со спины. Накануне Дня святой Розы.

11:42

Лизабетта привычным движением перемешивала деревянной лопаткой ломтики панчетты, нарезанью фигателлу, лук, тимьян, помидоры, подливала оливковое масло, а закончив, выключила газ и повернулась к Клотильде:

– Да, дорогая. Мы все онемели. Твоя мать сочла наше молчание поддержкой Саломе, но дело было в удивлении. Дочь Сперанцы решила пойти ва-банк, чтобы твоя мать поняла: ей не место в Арканю! Она красавица, но и ее можно заменить. В тот вечер Саломе зашла слишком далеко в желании спровоцировать Пальму. Она сделала такую же прическу, подхватив волосы черной муаровой лентой, накрасила губы темной помадой, надела рубиновый комплект – браслет и колье, не забыла даже духи Imiza с запахом иммортелей. Твоя мать час провела у зеркала, чтобы очаровать мужа, быть в этот вечер самой красивой женщиной в Casa di Stella… и Саломе сделала то же самое. Она осмелилась на еще большую дерзость. Ты вряд ли забыла платье от «Беноа», черное в красных розах, которое Поль купил в подарок твоей матери. Саломе была в таком же. Мне потом рассказали, что она отдала за него триста франков! Хотела доказать, что может быть такой же соблазнительной, даже сексуальной, как парижанка. Появившись во дворе, она сразу отдала ребенка Сперанце. Разговоры стихли, а заткнуть рот пятнадцати корсиканцам, которые успели опустошить пять бутылок Clos Columbu, очень непросто, уж ты мне поверь. Только Кассаню сказал: «Садись, Саломе. Садись», встал и поставил для нее стул… Между нами.

Клотильда смотрела через кухонное окно на пустой двор овчарни, перголу, большой зеленый дуб и не могла поверить, что все произошло здесь. 23 августа 1989 года. За несколько минут. А она все проспала, потому что ночью шпионила за братом, любила одиночество и терпеть не могла бесконечные семейные сборища. У нее за спиной Сперанца поднялась со стула, чтобы выбросить мусор, и тут же вернулась на свое место, не сняв фартука, не положив нож, и приготовилась молча слушать продолжение печального повествования Лизабетты.

– Пальма почувствовала себя чудовищно униженной. Ты ведь понимаешь, что никто из нас не знал о плане Саломе, но мы ничего не сделали, чтобы остановить это. А я даже налила ей вина. Что было делать твоей матери? Чужая женщина заняла ее место, напала без предупреждения, вытеснила, выдавила. Какие слова могла найти Пальма? Считаешь, ей следовало промолчать? Уподобиться нам? Не тот характер. Твоя мама встала. Я помню каждое слово, каждый вздох, все звуки – не было дня, чтобы мы не вспоминали ту сцену. Я и сейчас спрашиваю себя, не совершили ли мы тогда самый безумный поступок в нашей жизни…