Стопка дисков на полочке ударила его еще больнее. На каждом диске — аккуратная этикетка с надписью. «Отпуск 1984 года» или «Рождение Элоизы». Никаких сомнений — это оцифрованные записи с восьмимиллиметровых кассет.

Все, все здесь. Вон даже кучка его служебных визиток.

Убийца побывал у него дома. Он пробирался туда, где Франк жил, где спала Люси. Он обеспечил себе доступ к любой вещи, к записным книжкам, к папкам с документами.

Шарко в бешенстве швырнул диски на землю и растоптал их. Потом с воем стиснул руками голову, и тут у него хлынули слезы.

Фонарь упал и покатился по полу. Желтый луч, в котором плясали пылинки, выхватывал из тьмы трубы, трубы, трубы, разбитые лампочки, опять трубы. Как это место похоже на логово психопата, рожденного, чтобы разрушать. Тот, кто его преследует, точная копия Красного Ангела.

Комиссар задыхался. Теперь он увидел заботливо склеенный и прикрепленный кнопками к пробковой доске листок. Его спермограмма — бумажка, которую он порвал и выбросил в урну рядом с лабораторией, где делали анализ.

Грубое насилие, эта сволочь проникла ему в нутро, вглубь его существа.

Шарко попытался собраться с мыслями, нельзя позволить себе свихнуться. Что делать? Позвонить Баскезу? Теперь его не пожалеют — его выметут из уголовки поганой метлой за то, что действовал в одиночку, наверняка выметут. Ему станут недоступны материалы дела, он будет связан по рукам и ногам. Нет, нельзя звонить, даже думать об этом нельзя.

Франк выпрямился, взял фонарь и стал осматриваться.

Он находился в берлоге зверя, он находился в тайном прибежище убийцы Глории. Там, наверное, где этот хищник разрабатывал свои планы, где готовился к новым преступлениям. Шарко захватил его врасплох, опередил и должен во что бы то ни стало воспользоваться своим преимуществом.

Подумав, комиссар решил отклеить по очереди все фотографии и внимательно к ним присмотреться. Может быть, обнаружится какая-то деталь, какая-то ошибка его палача, благодаря которой он получит информацию. Кроме того, на глянцевой бумаге могут сохраниться отпечатки пальцев.

Так… А вот это что за снимок на стене? Шарко увидел себя на фотографии в окружении бывших коллег во дворе дома 36 по набережной Орфевр. Все улыбаются, кулаки у всех подняты к небу — в знак победы. Что-то они все вместе празднуют, значит. Все вместе — и он тоже.

Франк дрожащей рукой оторвал снимок от стены.

Этой фотографии лет тридцать.

И такой у него дома никогда не было.

В горле у Шарко пересохло, но он продолжал методично снимать со стен снимки, один за другим, один за другим. Здесь снова он, в глубине какого-то бара, со старой гвардией, еще до того, как пришел в уголовку… Ему тогда не стукнуло и тридцати пяти.