— Специалист по ядерному излучению, доктор медицины, который занимался радиотерапией и уехал из США во Францию — держись крепче! — в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. То есть год спустя после появления у нас пресловутой рукописи и убийства монахов. Думаю, Шеффер и Дассонвиль — одна шайка и встретились они еще в семидесятых на какой-нибудь научной конференции в Париже. А в восемьдесят седьмом, опять-таки на мой взгляд, монах сам приезжал к Шефферу с рукописью в надежде, что тот сумеет проникнуть в ее секреты.
Шарко услышал гудок автомобиля.
— Они тут ездят как сумасшедшие, — сказала Люси. — Черт с ними, вернемся к Шефферу. Тут все совсем не чисто. По словам журналистки, он ставил опыты на людях, используя их как подопытных кроликов, делал то же самое, что его отец, блестящий ученый-физик, участвовавший — и еще как участвовавший! — в проекте «Манхэттен». Естественно, в связи со всем этим я вспомнила о мальчиках на снимках. Те же подопытные кролики…
Шарко вцепился в руль. Он вспомнил азиатскую малышку в метро, вспомнил свое обещание.
А Люси между тем продолжала:
— Послание в «Фигаро» было адресовано именно Лео Шефферу. Валери Дюпре, вернувшись в Париж, вычислила его и, наверное, решила то ли припугнуть, то ли попросту заставить высунуться. А потом ей, видимо, удалось отыскать одного из мальчиков, даже вырвать его на короткое время из лап смерти — и вот она исчезла… Шеффер ровно так же замешан во всем этом, как Дассонвиль. Он небось и поручил бывшему монаху замести следы…
Шарко видел в свете фар первые деревья леса Сенар. Насколько он помнил, дальше надо было ехать вдоль этого леса до рукава Сены. А потом уже только пешком — опять по колено в снегу.
— Отлично, — сказал комиссар в трубку. — Значит, ты связываешься с Белланже и все в подробностях ему объясняешь. А как только будешь знать номер и время рейса, сообщаешь мне. Приеду в аэропорт тебя встречать.
— Ты сейчас в машине? Который у вас час? Десять?
— Да. Уже еду домой. Снег все не перестает, водить сейчас — просто мука.
— А у вас-то что новенького?