Шарко надо было подумать, прежде чем отвечать, «что у них новенького».

— Любопытные вещи выяснились в связи с одним из прооперированных мальчиков — тех, что на снимках. Там две фотографии совершенно точно сделаны в разные годы, причем времени между ними прошло много, а ребенок остался того же возраста…

— Бредятина какая-то!

— А что в этой истории не бредово? Насчет же того парнишки, которого нашла Валери Дюпре, того, из больницы, так у него анализы показывают, что ребенок подвергался облучению: в крови нашли уран, цезий-137 и нерадиоактивный свинец и пришли к выводу, что мальчик вырос в сильно зараженной местности типа Чернобыля.

Они помолчали. Шарко слышал, что Люси тоже ведет машину.

— Все срослось, — наконец сказала она. — Этот облучившийся или, скорее, сознательно облученный ребенок совершенно точно имеет отношение к Шефферу. Нам надо действовать быстро, Франк. Если Шеффер в сговоре с Дассонвилем, он наверняка уже знает, что мы висим у него на хвосте. И все, Франк, все, сейчас не могу больше говорить.

Шарко видел черную ленту Сены, разворачивающуюся слева, в небе то появлялась, то пропадала луна. Снегопад кончился. Еще километр, и надо будет остановиться. Если память его не подводит, к большому водоему, на котором покачивались умирающие суда, можно подойти только пешком. Пятьсот или шестьсот метров через лес.

— Погоди, Люси, не отключайся. Мне надо тебе сказать… Что бы ни случилось, какие бы между нами ни вставали препятствия, я всегда буду тебя любить.

— Я тоже тебя люблю. И очень спешу тебя увидеть, очень хочу, чтобы все это скорее кончилось. Через три дня — сочельник, и я надеюсь, что мы хоть немного побудем вместе. До завтра.

— До завтра…

…маленькая моя Люси, добавил он, когда она уже отсоединилась.

Комиссар проехал по узкой дорожке на машине, сколько мог, но в конце концов пришлось остановиться. Вместо света фар теперь был фонарь.

Опять лес, опять тьма. Эти толстые черные стволы, от которых мурашки бегут по коже. Что на этот раз его ждет на «Куртизанке»? Какие ужасы?

А еще он думал о последствиях. Если на Орфевр узнают, что он снова действовал в одиночку, на этот раз ему уже не простится.

Но это единственный способ встать лицом к лицу с противником.

Как тогда, он понимал: почти наверняка выживет только один из них.

50

50