Люси потыкала вилкой в запеченных морских гребешков — на вид блюдо было весьма аппетитным, но в эту минуту ей совсем не хотелось есть.

— Ты говоришь о диагностическом центре, закрытом восемь лет назад, то есть ты считаешь, что все эти ужасы, которые творят с детьми, начались еще…

— …еще в девяносто восьмом, когда был создан фонд Шеффера «Забытые жертвы Чернобыля». Боюсь, что так. Помнишь, наверное, что фотографии детей на операционном столе сделаны пленочным аппаратом и снимок мальчика, еще без шва, отпечатан на бумаге, вышедшей из употребления в две тысячи четвертом году? Ну и вот фонд — то самое дерево, за которым леса не видно, я почти в этом уверен! — Комиссар уперся указательным пальцем в стол. — Тот, кто за мной охотится, больной, психопат, но он невинное дитя рядом с такими типами, как Лео Шеффер. Такие, как Шеффер, действуют в другом измерении зла, их единственная цель — служить своей темной идеологии. Ты, как и я, знаешь, докуда они способны дойти и что способны сделать, лишь бы их не поймали.

Да, она знала. Такие уже ей встречались в прошлом: запредельные чудовища, умные и изворотливые, готовые убивать, убивать и убивать без малейших угрызений совести ради чего-то, что может понять только их собственный извращенный мозг. Люси нехотя проглотила кусочек гребешка.

— Валери Дюпре никогда уже не найти, — вздохнула она.

— Никогда нельзя терять надежду!

— А скажи, Франк, Чернобыль…

— Что — Чернобыль?

— Если я уже беременна… ты не думаешь, что поездка окажется опасна для…

— Мы будем очень осторожны.

— Но как мы можем быть осторожны, если речь о зараженной радиоактивностью земле?

— Мы не поедем в запретные зоны, мы не станем есть местных продуктов, не станем пить тамошнюю воду. И не забудь: мы собираемся туда на очень короткое время.

Шарко молча доел свое ризотто, тоже с морскими гребешками. Они с Люси думали сейчас об одном и том же — о зловещих тенях, которые спокойно действуют внутри слепого общества.

Зажатые в тиски смерти, они вынуждены идти вперед, все дальше и дальше по темной дороге, оба конца которой — тупики.

Позади — убийца.

Впереди — человеческое безумие.

Когда они поднялись в номер, было уже около десяти.

За окнами не утихал снегопад. Людям нынешнее Рождество покажется каким-то сказочным, волшебным…

Они любили друг друга, очень сильно желая верить, что однажды солнце все-таки взойдет и надолго отогреет их сердца.

Два сердца — этим вечером холодные, как мрамор.