Тюреж улыбался, и был прав: если Корсо не хотел сойти за фанатика, то явно просчитался. Он догадывался, как выглядит в свете шарообразных светильников. Господи, сказал он себе, зачем я только пришел! Или надо было взять с собой Барби. Она сумела бы удержать его и не дать сорваться в откровенную ругань.

– Что вы думаете о его официальной… реабилитации?

– У Собески большой талант, это уж точно. Но еще и отличные мозги. Он попал за решетку почти безграмотным, а вышел с кучей дипломов. Но с каких пор убийцы не имеют права быть умными?

Тюреж спокойно кивнул. Теперь он макал ржаной хлеб в соус с луком-шалотом, от этого резкого запаха у Корсо щипало в носу.

– А как вы объясняете разницу в образе действий? Я хочу сказать: если до Софи и Элен он убил других девушек, почему трупы так и не обнаружены?

– Думаю, он постепенно менялся. Выйдя из тюрьмы, он начал с того места, на котором остановился в том городке, Опито-Нёф. Он наверняка беспорядочно душил и уродовал многих женщин, а потом сжигал их в своей печи.

– Не было найдено ни одной органической частицы.

– Существует тысяча способов уничтожить или избежать такого рода отходов.

– Допустим. Но почему потом он стал выставлять своих жертв напоказ?

У Корсо имелись свои соображения на этот счет:

– Его инстинкт убийцы стал более изощренным, а главное, на его манию оказала воздействие живопись.

– Что вы хотите сказать?

– На последние убийства его вдохновили полотна Гойи. Это дань уважения и в то же время произведения искусства.

Взяв щипцы, Тюреж принялся ломать клешню краба, пока не забрызгал все до потолка.

– А Марко Гварньери? Почему он спрятал тело?

Над этим Корсо тоже ломал голову.

– Он его не спрятал.

– Простите?