– Перережь мне глотку, и тогда… – он угрюмо мотнул головой, – тогда ты сможешь открыть дверь, что у меня за спиной.

Только теперь я слабо разобрала очертания ржавой двери, к которой Стив, собственно, и был прикован. Как раз возле его бока торчала ее ручка.

Лютер хотел, чтобы я не просто убила Стива. Руки его были прихвачены к дверным косякам, а лодыжки вместе прикованы к низу самой двери. Не обрубив ему предварительно руки и ноги, открыть ее я не могла.

– Ни за что, – произнесла я, отступая на шаг.

– Прошу тебя, Джек. Я…

– Нет!

– … этого заслуживаю.

– Все равно нет. Такого не заслуживает никто.

Теперь Стив безутешно плакал.

– Я убил человека, – жалко бубнил он сквозь слезы. – Три года назад. Все эти годы я носил это в себе и вот теперь хочу, чтобы ты знала: я этого сам желаю! Тысячу раз я думал покончить с собой, да все храбрости недоставало.

– И все равно я этого не сделаю, Стив. Не могу.

– Ты понимаешь, что со мной тогда сделает Лютер?

Людей я в своей жизни убивала. Но даже с такой больной сукой, как Алекс Корк, это было нелегко. Не в смысле нажать на курок. И не в смысле уживаться потом с мыслью, что ты лишила кого-то жизни. Просто в голове не укладывалось, как у меня рука может подняться на прикованного к стене невооруженного человека, не важно, что он там содеял в прошлом и как отчаянно молит тебя его прикончить.

– Прошу тебя, Джек!

– Помолчи хоть минуту. Дай подумать.

Я подошла ближе, оглядывая дверь. Шарниров нет, значит, она открывается вовнутрь. Я для пробы налегла на ручку. Дверное полотно сместилось на дюйм, натянув цепь у Стива вокруг лодыжек.

– Ты можешь отпрыгнуть назад?

– Какое там прыгать: я вообще своих ступней не чувствую. Они у меня отнялись от холода.

– Лютер, ты слышишь? Я этого делать не собираюсь, – сказала я вслух.

Мой наушник молчал. Я огляделась в поисках камеры и заметила ее на стене, в трех метрах от пола.