Я смотрел, как на экране Вайолет медленно спускается по лестнице с водонапорной башни. Съемка велась с расстояния более чем в сотню ярдов – камеру держали в руках и постоянно то приближали, то удаляли изображение, корректируя фокусировку. От конденсата на линзах картинка получалась как в тумане.
Я слышал все, что говорил Лютер. Видел схватку. Видел, как Вайолет сбросила женщину через ограждение.
Теперь экран потемнел.
Я снова сидел в темноте и думал о том, что все это мне приснилось. Фильм, изображения и цвета́́́ были сном. А бесконечная ночь – реальностью.
Его голос убедил меня в обратном.
– Она изумительна, не правда ли? – спросил Лютер. – Должно быть, это нечто особенное – узнать ее. Я имею в виду, по-настоящему узнать. Ты знаешь ее по-настоящему, Энди?
– Чего бы ты ни хотел от Вайолет, используй меня. Я пройду через все, что тебе угодно, но, пожалуйста, отпусти Вайолет и ее сына. Они не должны…
– Ты ее любишь, верно?
Вопрос причинил мне больше боли, чем все, что я испытал, сидя на этом стуле.
От волнения ком встал в горле.
– Я ей задолжал, – сказал Лютер, – и все же…
Он умолк, и какое-то мгновение я слышал только его дыхание и стук дождя по пластику.
Ноги коснулись бетонной плиты. Несмотря на весь ужас последних пятнадцати минут, она почувствовала заметное облегчение, спустившись с башни.
Борясь с приступами тошноты, Вайолет взглянула на Дженнифер.
Какая бессмысленная гибель…
Она еще раз перелезла через ограду с колючей проволокой.