Болел желудок.
– Макс, – прошептала она. – О Господи… – И зарыдала, возвращаясь к тому ужасу, который стал ее жизнью, и вновь собираясь с силами.
Во сне она сдвинулась, и ей потребовалось пять минут, чтобы отыскать стену и выбраться из комнаты отдыха в коридор.
Остановившись там ненадолго, Ви ждала, не разглядит ли чего-нибудь в темноте, но ничего не дождалась. Тишину нарушал лишь тревожный гул, похожий на шум ветра в туннеле, но доносился он издалека, откуда-то сверху.
Она пошла вперед так же, как раньше, – выставив вперед нож, ведя одной рукой по стене. Двигаясь таким образом, прикинула, что проспала несколько часов, потому что одежда почти высохла.
Коридор закончился еще одной лестницей, и Ви поднялась на несколько пролетов, пока не оказалась наверху, а потом толкнула какую-то дверь.
На нее хлынул свет.
Вайолет стояла у входа в большое помещение, поделенное перегородками на кабины. Слабый серый свет больно бил по глазам, и несколько минут она не двигалась, позволяя сетчатке привыкнуть к световому потоку.
Лабиринт кабин.
Гнетущая вереница давно опустевших рабочих мест.
Дешевые столы и стулья. Разбросанные скрепки. Пучки каких-то проводов.
Ви зашла в одну из кабинок и посмотрела на календарь, приколотый к матерчатой перегородке; он оказался шестилетней давности.
Свет проникал в длинные невысокие окошки под самым потолком, в них виднелось только небо. Здесь гул стал громче – это шумел ветер в окнах с выбитыми стеклами, пролетавший по помещению как дуновение над горлышком открытой бутылки.
В конце концов Лютер принял решение.
Опасной бритвой он побрил мне ногу ниже колена и протер кожу теплой мыльной водой. Высушил ее полотенцем, надел пластиковые защитные очки. В животе уже похолодело.
Затем Кайт достал мощный паяльник и моток проволоки для припоя калибра 21 с составом 60/40. В наборе на тележке находилось множество отличных инструментов – плоскогубцы, буры, резак для шифера, сверла, ножницы и даже молоток с закругленной ударной частью.
Сперва я почувствовал ожог от расплавленного припоя.
Кожа на ноге вздулась, и сначала я не закричал, потому что мне уже доводилось испытать подобную боль; она слабеет и проходит.