Растянувшийся на полу Фримантл то ворочался во сне, то бубнил что-то, и грудь его вздымалась и опадала. В неподвижном, жарком воздухе он выглядел темной глыбой.

Убийца, боящийся ворон.

Сумасшедший, разговаривающий во сне.

«Бог знает».

Даже во сне он снова и снова бормотал это.

Джек прижал к щеке теплую сталь. Где Джонни? Почему не возвращается?

«Бог знает».

* * *

Джонни взялся за ручку, повернул, и дверь вдруг распахнулась вовнутрь с неожиданной силой, втянув за собой через порог. На полу, со связанными за спиной руками, лежала мать. Она позвала Джонни по имени, и тут же Холлоуэй схватил его за горло здоровенной рукой с толстыми пальцами. Джонни не мог дышать. Не мог даже пискнуть.

Холлоуэй пинком захлопнул дверь и протащил Джонни через комнату, задергивая по пути шторы. Мальчишка попытался оторвать сдавившие горло пальцы. Лицо горело, что-то изнутри давило на глаза. Холлоуэй оторвал его от пола, и Джонни увидел перекошенную ненавистью физиономию.

– Попался, говнюк.

Он размахнулся, ударил, и мир на мгновение померк. Джонни упал лицом вниз. Когда в глазах прояснилось, он обнаружил перед собой край ковра и начищенные до блеска туфли Холлоуэя.

Кэтрин вскрикнула…

* * *

Ливай стоял у края воды. Он только что похоронил маму; под ногтями и в глубоких, загрубевших трещинах на ладонях еще чернела земля с ее могилы. Он промок от пота и весь горел – от горя, от ожогов на лице под марлевой маской, от изнеможения после рытья. В город он пришел накануне – заказать камень, который ляжет на ее могилу.

Креола Фримантл – так будет написано на камне.