Здесь люди, здесь уши и любопытные взгляды, и Бронксу надо бы понизить голос, но – не получилось.

– Что ж, ладно… но если тебе наплевать на то, как все обернется для моего брата, – значит, тебе наплевать и на то, что будет с твоими братьями?

Вот оно.

Теперь остановились оба.

– Что за херню ты несешь?

Уличный фонарь – который, в отличие от прочих, горел – освещал асфальт перед двумя мужчинами, которые замерли на границе света и тьмы. Может, потому, что сейчас Лео, хотя и угрожал, все же не приводил угрозу в исполнение – в отличие от следующего раза, когда он станет не только угрожать, но и будет вынужден исполнить свою угрозу. Может, потому, что Бронкс очень скоро зайдет слишком далеко, нарушит границу полицейских полномочий.

– Что я несу, Лео? Если ты шагнешь на свет, чтобы я тебя видел, то услышишь, что я несу.

Бронкс сам сделал решительный шаг вперед, в свет фонаря, и взмахом руки указал на асфальт.

– Шаг вперед!

– А я-то думал, ты уже растерял все свое достоинство… иди-ка ты домой, Бронкс, тебе пора баиньки.

– Выйди на свет!

– Ну-ну. Хороший полицейский. Ступай домой, побереги силы. Потому что я загляну к тебе снова. Когда ты меньше всего будешь этого ожидать. Когда я отниму у тебя то, чем ты больше всего гордишься.

Бронксу показалось, что Лео Дувняк смеялся, огибая кружок лившегося на асфальт света. Торопливые шаги; он тонул в темноте.

– Это твой выбор, Лео! Твой выбор!

Бронкс, не обращая внимания на людей, двигавшихся вокруг него, кричал ему вслед:

– И будь уверен: если ты втянешь в это дело моего брата, я втяну твоего!

* * *

Ночь за окном.

Элиса бродила от книжного стеллажа к окну, от окна к стеллажу.

Она выработала много правил, которые позволяли ей быть хорошим полицейским. В частной жизни, напротив, правило было только одно: никогда, никогда не возвращаться к разрыву, к конфликту. Женщины и мужчины, которые, касаясь один другого ментально и физически, злоупотребляют близостью и ранят друг друга снова и снова, причем раны эти все глубже.