— Как выяснилось, к госдепартаменту они не имели никакого отношения, но их причастность к одному из правительственных ведомств не вызывала сомнений. Насчет таких вещей у меня шестое чувство, любопытно, правда? Один из них оказался итальянцем, был очень обходителен… едва ли не галантен на свой лад, довольно забавный. Меня это все озадачило. Они сказали, что Эдмунд употреблял наркотики.

— Правда?

— По-моему, исключительно нелепое утверждение, ты не находишь?

— И что вы на это ответили?

— Я ответил: «Конечно же нет». Не хочу себе льстить, но мне кажется, я сравнительно хорошо знаю Эдмунда. У него довольно застенчивая, даже, можно сказать, пуританская натура… Нет, я не могу вообразить, чтобы он занимался чем-то подобным, к тому же молодые люди, которые принимают наркотики, всегда так неотесанны и прозаичны… Но знаешь, что мне ответил этот итальянец? Буквально следующее: «С нынешней молодежью ни в чем нельзя быть уверенным». Как по-твоему, он прав? Лично я не могу с ним согласиться.

Мы прошли сквозь здание Общин (сверху, из столовой, доносился грохот тарелок — близилось время обеда), и, сказав, что мне по пути, я предложил проводить Джулиана до Лицея.

Обычно эта часть кампуса, прилегавшая к Северному Хэмпдену, была тихой и безлюдной, снежный покров под соснами оставался ровным и нетронутым до самой весны. Сейчас же все было истоптано и замусорено так, что напоминало рыночную площадь в конце торгового дня. Кто-то въехал на джипе в старый вяз — осколки стекла, искореженная защитная сетка, страшная рана, желтеющая на стволе. По склону холма с визгом и совершенно недетской руганью каталось на картонках малолетнее городское отребье.

— Бедные дети, — пробормотал Джулиан.

Я расстался с ним у черного входа в Лицей и отправился во владения доктора Роланда. Было воскресенье, и его кабинет пустовал. Я запер дверь и провел остаток дня в приятном уединении, разбирая бумажки для шефа и попивая мутную кофейную взвесь из кружки с надписью «С днем рождения, Ронда!».

Из коридора доносились чьи-то голоса. В какой-то момент мне показалось, что, если прислушаться, вполне можно различить слова, но напрягаться совсем не хотелось. Позже, уже покинув здание и напрочь о них забыв, я все-таки узнал, кому они принадлежали, и понял, что ощущение безопасности, не покидавшее меня в тот день, было несколько неоправданным.

Агенты ФБР, сказал Генри, разместили свой временный штаб в аудитории рядом с кабинетом доктора Роланда — туда-то его и пригласили. Меня отделяли от них какие-нибудь пять метров, они даже пили тот самый мутный кофе, который я сварил в преподавательской кофеварке.