— Консьерж… — презрительно скривился Фрэнсис. — В «Коуч-лайт-инн» консьержа нет и в помине.
Я пригляделся к женщине повнимательнее:
— Это мать Банни?
— Да, это она, — ответил Генри. — Совсем забыл, у тебя ведь еще не было случая с ней познакомиться.
Шея ее была густо покрыта морщинами и веснушками, характерными для женщин ее возраста и сложения. Волосы и глаза были того же цвета, что у Банни, однако, что касается собственно черт лица, с младшим сыном ее роднил только остренький, любопытный носик — в ее наружность он вписывался прекрасно, но на широкой незатейливой физиономии Банни всегда выглядел так, словно был наспех приделан в самом конце процесса, когда ничего более подходящего уже не нашлось.
— Ах, вы знаете, нас просто засыпали письмами, открытками, букетами — нескончаемый поток со всей страны!
— Ее что, чем-то накачали?
— То есть?
— Ну как-то не очень заметно, чтоб она переживала.
— Естественно, естественно… — глубокомысленно закивала миссис Коркоран. — Мы все просто сходим с ума, иначе не назовешь. И я очень надеюсь, что ни одной матери не придется вынести то, что в последние несколько дней вынесла я. Однако погода, похоже, наконец-то улучшается, к тому же мы повстречали здесь столько чудесных людей, а уж какими великодушными оказались хэмпденские предприниматели…
— Надо сказать, она довольно фотогенична, нет? — заметил Генри, когда пошла реклама.