— Ничего. Я не видел связи между Гробел и смертью Пирс или Фаллон. А даже если бы видел, сомневаюсь, что стал бы говорить об этом. Мэри Тейлор нужна этой больнице. Для меня Ирмгард Гробел не существует. Ее однажды уже судили и признали невиновной. Мне этого достаточно. Я хирург, а не проповедник нравственности. Я бы не выдал ее тайны.

Разумеется, не выдал бы, подумал Далглиш. Как только правда станет известна, она потеряет для него всякую ценность. Это очень важная информация частного характера, полученная за определенную мзду, и он бы использовал ее в своих интересах. Подобная осведомленность давала ему вечную власть над Мэри Тейлор. Над главной сестрой, которая так часто раздражала его своими возражениями; чье могущество постоянно росло; которую собирались назначить начальницей сестринской службы над всеми больницами в их районе; которая настраивала против него председателя административного комитета больницы, сэра Маркуса Коуэна. Что останется от ее влияния на этого правоверного еврея, когда он узнает о Штейнхоффской лечебнице? Теперь принято не помнить о таких вещах. Но сможет ли сэр Маркус Коуэн простить?

Он вспомнил слова Мэри Тейлор. Шантажировать можно по-разному. И Хедер Пирс и Этель Брамфетт понимали это. Но, пожалуй, наиболее тонкое удовольствие доставляет шантаж, при котором человек не требует денег, а под маской щедрости, доброты, соучастия или морального превосходства наслаждается своим тайным знанием. В конце концов, сестра Брамфетт просила не многого: лишь комнату рядом с ее кумиром, привилегию называться подругой главной сестры, проводить вместе с ней свободные от дежурств часы. Глупенькая Пирс просила лишь несколько шиллингов в неделю да один-два стиха из Священного Писания. Но как они, должно быть, упивались своей властью. И какое неизмеримо большее удовлетворение получил бы Кортни-Бриггз! Ничего удивительного, что он был решительно настроен хранить тайну и что его вовсе не радовала мысль о десанте Скотленд-Ярда на Дом Найтингейла.

— Мы можем доказать, что в прошлую пятницу вы вылетали в Германию, — сказал Далглиш. — И я, кажется, догадываюсь зачем. Так можно было быстрее и вернее получить необходимую информацию, чем докучая работникам отдела военной прокуратуры. Возможно, вы просмотрели подшивки газет и протокол судебного заседания. Я бы сам поступил именно так. У вас, несомненно, есть полезные связи. Но мы можем выяснить, куда вы ездили и что делали. Вы же знаете: нельзя въехать в страну или выехать из нее незаметно.

— Я признаю, что знал об этой истории, — сказал Кортни-Бриггз. — Признаю также, что в ночь смерти Фаллон приходил в Дом Найтингейла, чтобы увидеть Мэри Тейлор. Но я не сделал ничего противозаконного, ничего подсудного.