— Вполне могу поверить.

— Даже если бы я сказал об этом раньше, было уже слишком поздно, чтобы спасти Пирс. Она умерла до визита ко мне миссис Деттинджер. Мне не в чем упрекнуть себя.

Он начинал оправдываться, неуклюже, как школьник. Но вот они услышали легкие шаги и оглянулись. Вернулась Мэри Тейлор.

— Можете взять двойняшек Берт, — сказала она, обращаясь к хирургу. — Боюсь, это означает конец лекционных занятий, но выбирать не приходится. Придется отзывать учениц в палаты.

— Они подойдут, — проворчал Кортни-Бриггз. — Это разумные девочки. А как насчет старшей сестры?

— Я думала, что эти обязанности временно возьмет на себя сестра Ролф. Но боюсь, ничего не получится. Она уходит из больницы.

— Уходит!? Но это невозможно!

— Я не вижу способа помешать ей. И сомневаюсь, что у меня будет возможность попытаться это сделать.

— Но почему она уходит? Что случилось?

— Она не говорит. По-моему, ее расстроило что-то в процессе следствия.

Кортни-Бриггз резко повернулся к Далглишу.

— Вот видите! Я понимаю, Далглиш, что вы только выполняете свою работу, что вас прислали сюда выяснить обстоятельства смерти девочек. Но Боже мой, неужели вам никогда не приходило в голову, что от вашего вмешательства становится только хуже!

— Да, — сказал Далглиш. — А как в вашей работе? Вам это никогда не приходило в голову?

V

V

Мисс Тейлор проводила Кортни-Бриггза то входной двери. Это заняло не много времени. Меньше чем через минуту она вернулась и, быстро подойдя к камину, сняла накидку и аккуратно положила на спинку дивана. Потом, опустившись на колени, взяла медные щипцы и начала ворошить уголья, осторожно укладывая их один на другой так, чтобы каждому язычку пламени досталась своя порция мерцающего угля и огонь разгорелся бы ярче. Не глядя на Далглиша, она сказала:

— Нашу беседу прервали, инспектор. Вы обвинили меня в убийстве. Однажды я уже столкнулась с таким обвинением, но суд в Фельзенхайме по крайней мере представил какие-то доказательства. А какие доказательства имеются у вас?

— Никаких.

— И никогда никаких не найдете.

В ее голосе не было ни гнева, ни самодовольства, лишь внутренняя сила и спокойная категоричность, не имеющие ничего общего с невиновностью. Глядя вниз на ее голову, на которой поблескивали отсветы огня, Далглиш сказал: