— Тебе не разрешали быть таким наглым, Холе.

— А кто тут наглый?

— Ну ладно, я все равно сейчас не могу об этом говорить, Холе.

Потом они целовались в коридоре. Харри до сих пор чувствовал вкус ее губ.

Не включая свет, он на цыпочках прокрался в свою комнату и нажал на кнопку воспроизведения на автоответчике. Темноту наполнил голос Синдре Фёуке:

«Это Фёуке. Я тут подумал, что на вопрос о том, жив ли Даниель Гюдесон, может ответить только один человек. Тот, кто был вместе с Даниелем в карауле в ту новогоднюю ночь, когда Гюдесона, как мы думаем, подстрелили. Холе, вам нужно найти Гюдбранна Юхансена. Гюдбранна Юхансена».

Трубку положили, Харри услышал гудок, потом щелчок и новое сообщение.

«Это Халворсен. Сейчас полдвенадцатого. Мне только что звонили наши патрульные. Они прождали у квартиры Мускена до самой ночи, но домой он так и не пришел. Тогда они позвонили ему в Драммен — просто проверить, возьмет он трубку или нет. Но им никто не ответил. Один из наших ребят проехал до Бьерке, но там все было закрыто, и свет нигде не горел. Я сказал, чтоб они набрались терпения, и по рации объявил машину Мускена в розыск. Это… ну, просто чтоб ты знал, как обстоит дело. До завтра».

Опять гудок. Опять щелчок. Опять новое сообщение.

«Это снова Халворсен. Старею: про главное-то я забыл! Кажется, мы наконец что-то нашли. В архиве СС в Кельне нет данных ни на Гюдесона, ни на Юхансена. Мне сказали позвонить в Центральный архив вермахта в Берлине. Там какой-то зануда вежливо втолковывал мне, что в регулярной немецкой армии норвежцев почти не было. Но когда я объяснил ему, в чем дело, он все-таки согласился пойти и посмотреть. Через какое-то время он перезвонил и сказал, что на Даниеля Гюдесона ничего нет. Но зато есть копии документов на имя норвежского легионера Гюдбранна Юхансена. Из них следует, что в сорок четвертом Юхансена из СС перевели в вермахт. И на копиях написано, что оригиналы летом сорок четвертого отослали в Осло, и это, по словам берлинского архивариуса, означает, что Юхансена перевели именно туда. Еще осталась переписка с врачом, выписавшим Юхансена из госпиталя. В Вене».

Харри нашел в темноте единственное в комнате кресло и сел.

«Врача звали Кристофер Брокхард. Он работал в госпитале Рудольфа II. Я справился в венской полиции: этот госпиталь действует до сих пор. Мне даже дали штук двадцать имен и телефонов тех людей, которые работали там в войну».

Уж кто-то, а немцы умеют вести архивы, подумал Харри.

«Я стал их обзванивать. Черт, как же паршиво я помню немецкий!»

В динамике затрещал смех.