Кайя постаралась поймать в зеркальце взгляд Лене Галтунг, но та смотрела в другую сторону.
— А что будет с ней? — громко спросила Кайя. — Ведь она знает, что вы убили всех этих людей, Тони?
— Теперь знает, — сказал Тони. — И она понимает меня. Вот такая она, настоящая любовь, Кайя. И поэтому мы с Лене сегодня вечером поженимся. Вы с Харри приглашены. — Он засмеялся. — Мы как раз едем в церковь. Мне кажется, церемония, на которой мы поклянемся друг другу в вечной верности, будет весьма волнующей. Правда, Лене?
В тот же миг Лене качнулась вперед, и Кайя увидела, почему у нее такие прямые плечи: ее руки были скованы за спиной парой розовых наручников. Тони потянулся следом, схватил Лене за плечи и с силой дернул ее назад. Лене повернулась к ним лицом, и Кайя вздрогнула. Узнать Лене Галтунг было практически невозможно. Лицо все в грязных потеках от слез, один глаз опух, а рот растянут в форме буквы «о». В центре этой «о» блестело что-то металлическое. Из золотого шарика тянулся короткий красный шнурок.
И слова, произнесенные Тони, прозвучали для Кайи эхом другого сватовства на пороге смерти, погребения в горном норвежском снегу:
— Пока смерть не разлучит нас.
Харри скользил вдоль полок с масками, а незнакомец спустился с лестницы, повернулся и посветил фонариком. Прятаться негде, до того, как его обнаружат, оставались считаные секунды. Харри зажмурился, чтобы его не ослепил свет, левой рукой открыл коробку с патронами. Вытащил четыре патрона, пальцы знали наизусть, что значит четыре патрона. Правой рукой он повернул барабан налево, надеясь, что сами собой вспомнятся движения, доведенные до автоматизма, когда он сидел один в Кабрини-Грин и от скуки тренировался, заряжая пистолет на скорость. Но тут он был не один. Да и о скуке речи не шло. Пальцы дрожали. Когда свет упал ему в лицо, он увидел красноту собственных век. Замер. Но выстрелов не последовало. Свет исчез. Его не убили, пока нет. И пальцы слушались. Они загнали патроны в четыре из шести свободных ячеек без напряжения, быстро, одной рукой. Барабан, щелкнув, встал на место. Харри открыл глаза, и тут свет снова ударил ему в лицо. Ослепленный, он выстрелил прямо в это солнце.
Свет дернулся, шмыгнул по потолку и исчез. Еще отдавалось эхо выстрелов, когда послышался стук фонарика, который катился по полу и, как маяк, чертил своим слабым лучом по стенам вокруг.
— Кинзонзи? Кинзонзи?
Фонарик остановился у полок. Харри кинулся вперед, схватил его, упал на спину, держа фонарь в вытянутой руке как можно дальше от тела, оттолкнулся ногами от полки и протиснулся под лестницу — теперь люк был прямо над ним. И тут началась стрельба. Бетонная крошка ударила Харри в руку и грудь, ливень пуль буравил пол вокруг фонаря. Харри прицелился и выстрелил по освещенному силуэту, который стоял, расставив ноги, над отверстием люка. Три быстрых выстрела.