– Это что, народная примета?

– Какая еще примета? – оскорбился Гриша. – Всему вас учить… Берешь дрожжей пару пачек, швыряешь в сортир и валишь подальше. Если тепло, то эффект сногсшибательный! Они ж там в эту вступают, как ее… в реакцию!

Он довольно зажмурился.

– Вы, – дрожащим голосом выговорила Нина, – вы… дрожжи… как?!

– Да никак, – разочаровал Григорий. – У тебя только одна пачка отыскалась, и к той кусок мяса примерз. Пошли мы с Петей осуществлять праведную месть, я в сортир лезу, он на стреме стоит. И вдруг как заорет!

– Кто?

– Я! – подал голос Петруша. – Вскрикнул, да. Риту увидел – как она на крышу карабкается. Я еще тогда не понял, что у нее такое, это уж потом до меня дошло. Но все равно удивился.

– Удивился он! – Григорий скорчил недовольную физиономию. – А я дернулся от неожиданности. У меня дрожжи-то и шмякнулись вниз. Даже распаковать не успел. А они в такой картонке плотной! Нинк, как думаешь: подействуют они нераспакованные, м-м? Может, картонка сгниет, и они того?…

Нина силилась что-то сказать – и не могла.

– А мясо! – страдал Григорий. – Полтора кило утонуло. С костью!

Нина оттолкнула брата, кинулась к холодильнику и распахнула дверцу. Морозилка охотно явила бездрожжевое нутро.

Словно желая убедиться, что ей не солгали, Сысоева стремительно вышвыривала из нее один пакет за другим. Она походила на капитана корабля, спешно избавляющегося от лишнего груза в трюме.

Добравшись до обледеневшей стенки, Нина обернулась.

– Нету!

Только теперь всем бросилась в глаза ее чрезвычайная бледность.

– Нету! – отчаянно прошептала Сысоева и рухнула на стул.

Окружающие забеспокоились.

– Ниночка!

– Нинк, ты чего это, а?

– Дрожжи! – простонала Нина. – Воды!