– Пошел вон, тебе сказано! – прикрикнула она на собаку. Пес попятился.

– Он ведь плохого никому не делает, – увещевательным тоном произнес Григорий. Обычно румяная его физиономия слегка побледнела.

– Грязный он!

– Я его помыл вчера.

Что правда, то правда. Помыл в бане и потом феном сушил, как ребенка, пока пудель блаженно подставлял под струю горячего воздуха то бритое пузо, то спину с проплешинами. Два часа потратил, дурень.

Лучше б Григорий об этом не напоминал. Алевтина глубоко вдохнула, и плотину прорвало.

– Весь вечер убил на пса! Посмешище! Кого ты из себя корчишь? Думаешь, я не понимаю, что дальше случится? Запала твоего на две недели хватит, а потом мне придется с ним возиться! – Она брезгливо кивнула на собаку.

– Не придется, – тихо возразил Гриша.

– Молчи! Игрушку себе нашел, тоже мне! Еще и завещанием прикрылся! Совесть есть у тебя?

– Алевтина…

– Хорошим хочешь быть для всех? Вроде как последнюю волю исполняешь? Я тебя насквозь вижу, какой ты хороший! Паршивец ты, паршивцем был, паршивцем и останешься! Баб своих вспомни!..

– Баба Лиза меня назначила…

– У Елизаветы было время с ним цацкаться, а у меня нету, – отрезала жена. – Я с тобой вожусь, как с инвалидом, прости господи. Нос тебе подтираю, кормлю-пою-обшиваю. Не хватало мне еще собаки!

Она с искренней ненавистью, старательно раздутой в себе из малой искры, зыркнула на пса. Тот по-прежнему беспомощно стоял, словно не понимая, что ему делать и куда идти. Это лишь подливало масла в огонь ее злости. «Притворяется, сволочь, чтобы его пожалели. Хочет, чтобы я живодеркой выглядела». Это ей было знакомо. Гришка поступал точно так же. Для всех Григорий бедненький, а Алевтина его третирует и изводит.

Муж медленно поднялся.

– И подстилку его вонючую в коридор перенеси! – скомандовала Алевтина. От лежанки под столом действительно попахивало.

– А не хватало, так иди отсюда, – тихо сказал Гриша.

– Что?

– Говоришь, тебе еще собаки не хватало? Вот и топай.

– Чего несешь-то, дурак…