Покрутив головой, Елизавета Архиповна увидела по соседству ангела. Ангел болтал загорелыми босыми ногами, свесив их с края облака, а когда налетал очень уж сильный порыв ветра, вздрагивал распахнутыми за спиной крыльями.

– Прохладно нынче, – посочувствовала Елизавета.

– Ничего, к полудню разогреет! – отозвался ангел.

Елизавета придвинулась поближе и тоже свесила ноги. Подрыгала ими в воздухе и принялась колотить пятками по пушистой вате. Тепло! Мягко!

– Все облако мне сомнешь, – недовольно заметил ангел.

– Ничего, новое отыщешь, – отмахнулась Елизавета. – Их вокруг вон сколько!

Ангел вздохнул, покачал головой, но ничего не сказал. «То-то же! – наставительно подумала Пудовкина. – Еще он мне замечания будет делать!»

– Я, значит, померла? – уточнила она на всякий случай.

– Померла, – кивнул ангел.

– И сижу тут, значит, мертвая?

Ангел покосился на нее неодобрительно.

– Мертвая, как же. В гробу и в белых тапочках. Сама не видишь?

Елизавета оглядела себя. Платьишко хлопковое любимое, с васильками. Косынка. Гроба с белыми тапочками не наблюдается.

Она удовлетворенно хмыкнула: ну ладно…

Сидеть на облаке ей, надо сказать, нравилось. Было почти как в детстве, когда маленькая Лизка залезала на поваленную сосну у края обрыва, пробиралась по стволу к середине дерева и усаживалась на него верхом, размахивая руками и выкрикивая всякие глупости ветру и реке навстречу. И волосы так же сдувало со лба теплой волной, и внутри было столько счастья и свободы, что, казалось, на них можно взлететь в небо, как на реактивной тяге.

Она подергала ангела за край крыла.

– Слушай! А ты меня в эту, как ее… в преисподнюю не сбросишь?

– Ты говори, да не заговаривайся, – рассердился ангел, дернув крылом. – Делать мне больше нечего, как в ад тебя кидать.

Елизавета успокоилась. Не сбросят, значит. Вот и чудненько. По этому, с крыльями, сразу видно, что честный ответственный человек, не шелупонь какая-то.

– Я вот чего не понимаю, – сказала она, поразмыслив. – Давай уж начистоту, мне перед тобой притворяться как-то не с руки.