– Эй! Есть кто-нибудь?
Димка еще покричал, чувствуя, как постепенно улетучивается его радость. Не то чтобы ему хотелось дармовых сладостей. Но было что-то ужасно приятное в том, что незнакомый человек просто так, без всяких условий угощает тебя незнакомыми лакомствами, которых наверняка нигде не достать, кроме как в далекой горной стране. Это было маленькое волшебство, Димкина тайна.
Он пару раз пнул ногой дверь, вздохнул и взгромоздился на велосипед.
Обратно ехалось куда тяжелее. И песок стал рыхлым, и шины как будто спустили. Солнце больше не слепило глаза, и именно поэтому мальчик издалека увидел стрелу, мимо которой промчался в первый раз, не заметив.
Это совершенно точно была стрела. Правда, очень странная. Ее как будто делал ребенок или совсем уж криворукий неумеха.
Димка похлопал велосипед по рулю, сказал «тпррру, родимый!» и спешился. Любопытно-любопытненько!
Ни в одном из соседских домов нет детей. Откуда был сделан выстрел?
Он выдернул стрелу из песка и с изумленным восторгом увидел, что вокруг нее обмотана записка.
Не стая, всего три вороны – от них и исходил базарный гвалт, который мешал Ирме сосредоточиться.
– Кыш! – она замахала руками. – Кыш!
Одна мерзкая птица смылась на крышу, две других остались в траве, что-то отбирая друг у друга. Они косили на Ирму глазом, отпрыгивали, пружиня на длинных крепких ногах, но не улетали. Должно быть, нашли дохлятину, подумала она. Мышь или хомяка… Гадость какая! Трупоеды!
– А ну пошли вон!
Ирма побаивалась крупных птиц, но это вторжение переходило всякие границы.
Каркнув и гневно махнув крылом, седая ворона поднялась в воздух, держа в клюве какой-то шарик, похожий на теннисный. Но тут налетела вторая, вышибла у нее добычу, и обе, широко разевая клювы и вопя, перелетели на ближайшее дерево.
Шарик упал в траву.
Озадаченная Ирма склонилась над ним. Из засохшей массы, отдаленно напоминавшей хлебную, торчал уголок бумаги. Она сжала комок в пальцах, он треснул, и выпала сложенная вчетверо записка.
«Одинцова держит меня здесь насильно. Позвоните в полицию. Обещаю вознаграждение. Михаил Гройс».
Ей потребовалось перечитать трижды, чтобы понять смысл.
«Держит меня здесь насильно».