Ряды упирались в небольшой летний домик, на стене которого ровно посередине, как будто дом рисовал ребенок, была вырезана дверь. Справа виднелся дощатый сарай, слева в глубине – низкая замшелая крыша, похожая на гигантскую книгу, разложенную на траве переплетом вверх.

– Это что такое? – шепнул Макар, подкравшись к нему.

– Подземный омшаник. Ульи сносят туда на зиму, чтобы пчелы не погибли.

– А летом, значит, там пусто?

Они переглянулись. Бабкин сполз обратно в ров.

– Вообще, конечно, похоже на правду, – тихо сказал он. – Девчонка от страха рванула не в ту сторону и заплутала в лесу. Дорогу не заметила, петляла, добралась до реки.

– Машину видел?

– Торчит какой-то рыдван возле сарая… Сиди, не высовывайся.

Сергей побежал, согнувшись, по рву, и скрылся из виду.

Вернулся он очень скоро, с обрезком доски в руке.

– Внутри кто-то есть. Ходит и бубнит.

– Два голоса?

– Один. И окно пленкой затянуто. – Бабкин сполз на дно и прижался спиной к осыпающейся стенке. – Значит, слушай сюда. Давай исходить из худшего: девчонка находится в доме, а у этого утырка какая-нибудь самодельная пищаль. Поэтому…

– …разворачиваемся и уходим.

– Поэтому ты ждешь возле окна. Если он выскочит…

– …бью его этой хренью.

– Я тебя самого сейчас побью этой хренью! – озверел Бабкин. – Не вздумай к нему приближаться! Если он выскочил, орешь и запоминаешь, куда он побежал, а доской отмахиваешься, если ему взбредет в голову пырнуть тебя ножом.

– А ты?

– А я зайду в дом и поздороваюсь.

Макар нехорошо улыбнулся: