Неожиданно в Никите вскипела ярость.

– Чего ты тут? – грубо спросил он.

Идиот поглядел на него и ничего не ответил.

– Мэ-э, му-у-у! – закривлялся Никита, корча рожи. – Слабо траву пожевать, чушок? Псих вонючий.

В облике идиота было что-то невыразимо омерзительное. Глазки опухшие, отвисшая челюсть… Никита подобрал небольшой камешек и легонько кинул навесом, с прицелом попасть в эту плошку слюней. Промахнулся, конечно, камешек отскочил от лба.

Недоумок сердито махнул рукой, словно отгоняя муху, и что-то неразборчиво крикнул Мусину: похоже, выругался на своем тарабарском.

Все уродство окружающего мира сконцентрировалось для Мусина в этом случайно встреченном дураке: и Шишига, и Гурьянова, и те, из-за кого погибла Тамара, – все, кто ее не защитил.

– Чего ты мямлишь! – Он подобрал камешек покрупнее. – Говори по-человечески!

Идиот вдруг сел на песок. Первый камешек, второй, третий. Он вяло отмахивался, но молчал.

– Ну чего ты, давай поиграем! – Мусин, вспомнив, похлопал себя по карманам и вытащил деревянную лошадку. – Иго-го! Иго-го!

Тот обернулся и вдруг перестал реветь. Глаза его неотрывно следили за игрушкой.

– Нравится? – ухмыльнулся Никита. – Ай! Ой! Копыто сломалось!

Он попытался переломить лошадиную ногу, но никак не мог ухватить ее поудобнее и оттого пропустил момент, когда идиот оказался рядом.

– Дай!

Никита поднял очень удивленный взгляд. Косматый тянул руку к лошадке.

– Пошел на… – брезгливо сказал Никита.

Копыто наконец хрустнуло, и в следующую секунду его ударили по носу. Кость хрустнула совершенно так же, как дерево, и на футболку Никите хлынула кровь.

Мусин изумился даже сильнее, чем после несостоявшегося сердечного приступа Шишиги.

– Ты псих! – крикнул он, и псих ткнул его кулаком снова. Набычившись, он шел на Никиту, и тому оставалось только пятиться.

От злости Мусина не осталось и следа. Он прижал руку к носу и с ужасом увидел, что крови очень много.