Энтони обошел изгородь и направился к лесу. Сегодня Элис хотела пойти с ним, но Элеонор не разрешила, нашла ей какое-то дело. За долгие годы жена научилась определять его состояние с полувзгляда; порой Энтони казалось, что она знает его лучше, чем он сам. Хотя с тех пор, как Элеонор сказала, что у нее будет ребенок, стало хуже. Она хотела порадовать Энтони, да он и радовался, но все чаще и чаще его мысли возвращались к тому амбару на ферме мадам Фурнье. Энтони слышал по ночам призрачный плач ребенка, а когда лаяла собака, всякий раз замирал и говорил себе, что все хорошо, лай ему только мерещится.

По небу пролетела стая птиц, и Энтони вздрогнул. На миг почудилось, что он снова лежит за доильной площадкой на ферме во Франции, плечо ноет от удара Говарда. Энтони крепко зажмурился, медленно досчитал до пяти, потом приоткрыл глаза. Сосредоточился на том, чтобы видеть только широкие поля Лоэннета, качели Элис, последние ворота, за которыми начинался лес. Медленно, целеустремленно он зашагал в ту сторону.

Как хорошо, что сегодня он пошел один! Элеонор права, он становится непредсказуемым. Энтони тревожило, что какие-то его неадекватные поступки могут увидеть девочки. Они не должны знать, кем он стал, одна мысль об этом была невыносима. Еще хуже, если дочки когда-нибудь узнают, что он чуть не сделал, о той ужасной черте, которую чуть не переступил.

Позапрошлой ночью он проснулся от шума во мраке спальни, которую делил с Элеонор. Сел в кровати и понял, что кто-то прячется в темном углу возле штор. Сердце бешено заколотилось.

– Кто ты? – прошипел он. – Что тебе нужно?

Человек медленно пошел к кровати, и когда он ступил в лужицу лунного света, Энтони увидел, что это Говард.

– Я буду отцом, – произнес он. – Совсем как ты.

Энтони зажмурился, поспешно заткнул уши. Только когда Элеонор проснулась и, включив ночную лампу, обняла его, он пришел в себя. Говарда уже не было. Но он обязательно вернется. Говард всегда возвращался. А теперь, когда Элеонор беременна, Энтони не сможет его отогнать.

* * *

Они воевали уже два с половиной года. Шли выматывающие бои, и одни солдаты сменяли других в нескончаемой перетасовке: после нескольких дней в окопах на передовой их отправляли отдохнуть на квартиры. Солдаты уже хорошо знали городок Варлуа-Байон и его жителей и даже почти освоились в чистилище позиционной войны. Впрочем, ходили слухи, что готовится большое наступление, и Энтони радовался: чем быстрее они выиграют эту чертову войну, тем быстрее вернутся домой.

Шел последний день перед отправкой в окопы, и Энтони сидел за дубовым столом на кухне их вынужденной хозяйки, мадам Дюран, наслаждался чаем – из фарфоровой чашки, а не жестяной кружки – и перечитывал недавнее письмо Элеонор. Она прислала фотографию Деборы и младшей дочери, Элис, толстенькой девчушки с удивительно упрямым и решительным выражением лица. Взглянув на снимок еще раз, Энтони аккуратно спрятал его в карман мундира.