Я занервничал. Не мог объяснить как и что, но печенкой чуял – опасность. Конвей посмотрела на меня; я подумал, как мог громко:
– Курите побыстрее.
– Как скажете, босс.
Я проводил их до двери и в ответ на вопросительный взгляд Мэкки сказал:
– Подожду здесь.
Ухмылка прямым текстом говорила:
Холли до них не было дела. Она оставалась напряженной, как взведенная пружина, суровая морщина залегла между бровей.
– Вы что, правда думаете, что я убила Криса?
– А что бы ты думала на моем месте? – Я все так же стоял в дверях.
– Я
Адреналин бушевал в ее крови, тронь – и электрическим разрядом отшвырнет через всю комнату.
– Ты что-то скрываешь, – сказал я. – Это все, что я знаю. Я не настолько хорош в телепатии, чтобы догадаться, что именно. Ты должна сама рассказать.
Не разобрал, что там, в ее глазах, – кажется, презрение. Она резким движением затянула резинку на волосах, туго, даже больно, наверное. Оттолкнула стул и подошла к модели школы. Отмотала от катушки кусочек медной проволоки и
Прислонившись бедром к столу, вытащила пинцет, ловко обернула проволочку вокруг кончика карандаша, поправила неровно закрученную спираль, нацелилась на крошечную спальню. Пальцы двигались словно в танце, подхватывали, удерживали, кружились, сплетались, творя заклинания. Ритм и сосредоточенность успокоили ее, морщины на лбу разгладились. И я успокаивался вместе с ней, отчасти даже позабыв, что должен быть настороже, опасаясь манипуляций Мэкки.
Закончив работу, Холли протянула мне карандаш. На нем была надета шляпка, широкополая, как раз на кончик пальца, украшена проволочной же розой.
– Великолепно, – потрясенно выдохнул я.