– Почему ты не хочешь?
– Потому что если даже копы не следят за этим местом, это все равно тупая идея. Ты вообще в курсе, что экзамены
– Боже правый! – воздевает руки Холли. – С каких это пор тебя волнуют указания сестры Игнатиус?
– Да насрать мне на сестру Игнатиус. Но мне не все равно, если в следующем году я вынуждена буду заниматься, к примеру,
– О да,
– Я хочу пойти, – говорит Селена. И останавливается.
И все остальные вместе с ней. Поймав взгляд Джулии, Холли грозно смотрит в упор. Впервые за долгое время Лени вообще чего-то захотела.
Джулия набирает побольше воздуху, как будто готовится выпалить очередной аргумент, решающий. Потом смотрит на подруг и откладывает его на потом.
– Ладно, – скучным голосом произносит она. – Какая разница. Но если это не…
– Не что? – уточняет Бекка.
– Да ничего. Ладно, давайте попробуем.
– Эге-гей! – Бекка радостно подпрыгивает, да так высоко, что срывает цветок с дерева.
Селена идет дальше, по-прежнему разглядывая листья, Холли все так же поддерживает ее под руку.
Они почти на пороге “Корта”; от сладкого запаха пончиков рот наполняется слюной. Внутри у Холли, там, где сердце, что-то сжимается, тянет книзу. Сначала она думает, что это чувство голода. И только потом понимает – это горечь утраты.
Облака полосками летят по тонкому месяцу за окном. Девочки одеваются, и движения наполнены переживаниями каждого прошлого опыта, первого полушутливого поверить-не-могу-что-мы-такое-творим, магией крышечки, взмывающей над ладонью, пламени, превращающего лица в золотые маски. Они натягивают капюшоны и, держа обувь в руках, медленно, как танцоры-мимы, спускаются по лестнице и чувствуют, как постепенно вновь наполняются жизненной силой, как мир трепещет и расцветает, словно дожидался именно их. Улыбка трогает кончики губ Лени; Бекка, будто в благодарственной молитве, разворачивает ладони к бледному светящемуся окну. Даже Джулия, которая думала, что достаточно благоразумна, чтобы не поддаваться на глупости, ощущает, как надежда зарождается в груди и растет, заполняя ее, до боли,