– Я бы хотела бокал вина, – сказала Симоне, – но нельзя, я понимаю.

– Молочный коктейль, – попросил Эрик.

– Ванильный, клубничный или шоколадный? – кисло спросила женщина.

У Симоне был такой вид, словно она едва удерживает истерический хохот. Подавив смех, она с нарочитой серьезностью сказала:

– Клубничный, мне клубничный.

– Мне тоже, – вставил Беньямин.

Женщина короткими сердитыми движениями выбила чек.

– Все? – спросила она.

– Возьми себе от каждого, – сказала Симоне Эрику. – Мы пока пойдем сядем.

Они с Беньямином пошли между пустых столиков.

– Столик у окна, – прошептала Симоне и улыбнулась Беньямину.

Она села рядом с сыном, прижала его к себе и почувствовала, как слезы текут по щекам. За окном тянулся длинный, неудачно расположенный бассейн, осушенный на зиму и заваленный мусором. Одинокий скейтбордист со скрежетом и грохотом раскатывал между заледенелыми лужами. На скамейке возле канатного лаза на окраине детской площадки за Школой экономики одиноко сидела женщина. Рядом стояла пустая тележка из супермаркета. Палуба в основании лаза гудела под порывами ветра.

– Замерз? – спросила Симоне.

Беньямин не ответил. Он просто уткнулся ей в куртку лицом и замер, позволяя ей целовать себя в голову.

Эрик тихо поставил поднос на стол, ушел и принес еще один. Потом сел и начал выставлять на стол коробки, бумажные пакеты и картонные стаканчики.

– Здорово, – сказал Беньямин и сел прямо.

Эрик протянул ему фигурку из “Хэппи мил”.

– С Рождеством.

– Спасибо, пап, – улыбнулся Беньямин и посмотрел на пластиковую коробочку.

Симоне не отрываясь смотрела на свое дитя. Мальчик страшно похудел. Но есть еще кое-что, подумала она. В нем словно повисла какая-то тяжесть, что-то вторгается в его мысли, заполняет их помимо его воли. Он не здесь. Он словно смотрит в себя, думала Симоне, как в отражение на темном окне.