Аксель подошел к бару и достал одну из самых дорогих бутылок из своей коллекции виски. «Макаллан» 1939 года – первого года войны. Аксель налил себе полстакана и сел на диван. Он слушал музыку, опустив глаза (молодой голос и небрежная партия фортепиано), и ощущал аромат тяжелой дубовой бочки и темного подвала, соломы и цитрусовых. Отпил из стакана – крепкий спирт обжег губы, наполнил рот. Напиток, вынашивая свой вкус, ждал целые поколения, пережил смену правительств, войну и заключение мира.

Теперь Акселю казалось, что случившееся – к лучшему; может быть, Беверли наконец получит помощь, в которой нуждается. Ему остро захотелось позвонить брату, сказать, как он его любит, но тут же губы разъехались в улыбке – очень уж патетической показалась эта мысль. Он не собирается покончить с собой – он просто встретит то, что уже совсем близко, и попытается удержаться на ногах.

Аксель взял бутылку и перешел в спальню, взглянул на незастеленную кровать. Он как раз услышал, как зажужжал мобильный телефон в кармане пиджака, висевшего на спинке стула, когда скрип половиц в салоне под чьими-то шагами заставил его обернуться.

– Беверли, – удивился он.

Лицо у девушки было в пыли, в руке она держала одуванчик.

– Мне не захотелось говорить с полицейскими…

– Где Роберт?

– Меня подвезли, – пояснила Беверли. – Совсем не опасно, все нормально.

– Зачем ты убежала?

– Не сердись, я ничего такого не сделала. Мне только надо было сказать тебе кое-что страшно важное.

Снова зажужжал телефон в кармане пиджака.

– Подожди, Беверли, мне надо ответить.

Он порылся в карманах, нашел телефон и быстро сказал:

– Аксель Риссен.

Послышался далекий голос:

– Алло?

– Здравствуйте.

– Это Рафаэль Гуиди, – произнес голос. Мрачный, грубый английский. – Прошу прощения за помехи на линии, я сейчас в открытом море.

– Ничего, – вежливо ответил Аксель. Беверли уселась на кровать.