Люк осклабился, повторив гримасу старика из туннеля. Это было отражение того, что сидело у него в мозгу.
– Он танцует… Он танцует во тьме. И волосы светятся у него над головой.
– А руки? Вы видите его руки?
– Скрюченные. Переплетенные на животе. Они похожи на его искривленные губы. Все его члены поражены сухоткой, – Люк улыбнулся, – но он танцует… Да, он танцует в тишине… И это Зло, которое действует… Во вселенской крови…
– Он с вами говорит?
Люк не ответил. Приподняв плечи, вытянув шею, он, казалось, к чему-то прислушивался. Не к словам гипнотизера, а к тому, что вещает старик из глубины жерла.
– Что он вам сказал? Повторите, что он вам сказал.
Люк прошептал что-то невнятное. Зукка повысил голос:
– Повторите! Это приказ!
Люк вскинулся, словно пронзенный невыносимой болью. Его лицо страшно перекосилось. Он прохрипел:
– Дина хоубэ овадана. – И повторил, перейдя на визг: – ДИНА ХОУБЭ ОВАДАНА!
Все помертвели. Вонь. Холод. Каждый, я в этом не сомневался, ощутил НЕЧТО. Некое ПРИСУТСТВИЕ.
– Что это означает? – все еще делал попытки Зукка. – Эта фраза – что она значит?
Люк сотрясся от хохота, глубинного, сокровенного. Потом его голова упала, он отключился. Гипнотизер окликнул его. Никакого ответа. Сеанс был окончен – «видение» Люка оборвалось на этой непонятной фразе.
Зукка дотронулся до своего наушника:
– Он в обмороке. Снимите аппаратуру и перевезите его в палату реанимации.
В полном безмолвии Тюилье и его ассистенты устремились к Люку. Остальные пока не шевелились. Мне показалось, что вонь и холод отступили. Их вытеснил звук голосов. Люди заговорили, чтобы немного ободриться. А главное, чтобы вернуться к
Вдруг мне послышался тихий шепот. Я повернул голову. Отец Кац, уперши взгляд в свой требник, бормотал на латыни: «…Deus et Pater Domini nostri Jesu Christi invoco nomen sanctum tuum et clementiam tuam supplex exposco…»
Быстрыми движениями он обрызгивал водой медицинскую аппаратуру.