Интересно, а эти чайки слышат, о чем я думаю? Может, этим они снаружи и занимаются? Слушают мои мысли и посмеиваются… Может, на птиц так действуют яды-пшикалки от мух и тараканов? Дай им волю, так они бы, глядишь, порвали мне кожу и всю меня поклевали. Ненавижу этих гребаных птиц. А еще не знаю, как мне последнее время быть со всеми этими чаковскими словечками. Я их называю «чакизмы». Наступает какой-то момент, когда мужик въедается тебе в поры и как бы давит сверху. Живет поверх тебя.

Чака дома нет. Тахта такая милая, приятная на ощупь. Я на ней засыпаю все время, в отличие от кровати. Там я ночами в основном просто лежу головой на косматой груди Чака и слушаю его сердце: перестанет оно стучать или нет.

Надо бы, несмотря на то что уезжаем, в этом доме прибраться. Ну и что, что переезд в конце следующего месяца. Я бы что угодно отдала, чтобы смотаться отсюда в декабре. Хочу белое Рождество. Просто мечтаю о белом Рождестве. И даже не обязательно белом, главное – далеком. Чем быстрее я уберусь из этой богом проклятой страны, тем лучше. Когда Чак рассказал мне, что родом он из Арканзаса, я, кажется, спросила его: «Это рядом с Аляской?» А он в ответ спросил, люблю ли я белых медведей и лесорубов. Не понимаю, что он имел в виду. Я потерла ему живот и сказала, что у меня уже есть большой медведь, которого я люблю, но это его как-то не рассмешило. Странные они, мужики-американцы. Тонких шуток не воспринимают, а над всякой фигней готовы хохотать до упаду… Ну вот, опять я рассуждаю на америкосовский дерьмовый манер, рассуждаю, как он. Буду-ка я сегодня любить его волосы. Завалюсь на мягкую тахту, прикрою глаза и стану думать о его волосах. И как что паковать.

Они вкусили сполна, сыты по горло этой опереткой под названием «правительство». Забавно: дом стоит так далеко от дороги, прямо у моря, которое неуемно рокочет под безумный галдеж этих пернатых бестий за моим окном, а шум транспорта все равно как-то сюда проникает. Вот сейчас чертов гудок клаксона перебил мои мысли. «Пора давать деру отсюда», – сказал его начальник. Довольно терпеть это правительство и этого Майкла Мэнли, сосущего деньги из бокситных компаний, как будто они и без того не помогают его стране. «“Алькорп”, язви его, преобразил этот гребаный захолустный остров, но железную дорогу они, понятное дело, так и не построили, хотя деньги, безусловно, использовали с выгодой для себя. А взять другие вещи – школы, современное жилье, водопровод, канализацию? Это же пощечина, просто пощечина – вымогать налоги поверх того, что мы уже делаем для этой страны. И эта пощечина – первый выстрел, раскатившийся по миру: теперь Ямайка все верней скатывается к коммунизму, помяни мои слова. Национализация – это всегда лишь первый шаг. И как только этот долбаный народец может желать продолжения власти ННП? Для меня это, йёптыть, просто загадка, пупсик». Эту свою короткую тираду Чак выдает так часто, что я могу пересказать ее чуть ли не дословно, со всеми пикантными прилагательными. «А как, ребята, быть с тем сделанным вашими стараниями битумным озером, годным только для того, чтобы ганмены скидывали туда трупы, которые исчезают там без остатка?» – спрашиваю я. Иногда мне приходится напоминать ему, что даже у этой вагины в трех футах к северу есть мозг. Но даже американскому мужчине не по нутру, когда женщина слишком умна, особенно женщина из третьего мира, которую он считает за правило поучать и образовывать. Тахта эта мягче, чем я припомню.