Светлый фон

Вот отсиди срок, тогда и говори: «Насрать, что там сказано в Библии, а по мне так дырка – это просто дырка». Делай вклад или снимай со вклада, с каким-нибудь остатком. Ты или вкладчик, или банк. В тюрьме ты по-любому всегда что-нибудь носишь в жопе, а все жопники за решеткой присовокупляются к одному торговому маршруту. Козел с востока таранит товар козлу с запада, а пункт назначения – козел на юге с деньгами или другим товаром. Пакет кокса, пачка жвачек, плитка шоколада, «Марс» или «Сникерс», ганджа, гашиш, пейджер, тюбик пасты, блистер таблеток, ксанакс, перкоцет[220], сахар, аспирин, сигарета, зажигалка, табак, мяч для гольфа с табаком или коксом, папиросная бумага, спички, блеск для губ, смазка для жопы, шприц с колпачком, дюжина лотерейных билетов. Три года в тюрьме, и хер становится всего лишь еще одной штуковиной, которая запихивается в задницу. У этого, что раскинулся на кровати, акцент не как у ньюйоркца. Не думай, что когда-нибудь снова с ним встретишься. Хер – это всего лишь елдырь. Всех их и не упомнишь. Начиная с Майами и гребаного Гризельды Бланко. Пора двигать в аэропорт.

Шесть пятнадцать. Через девять часов из Ямайки вылетает Джоси. Часов через двенадцать-тринадцать он будет здесь. Мы собираемся в дом на Бруклине, который он наметил еще с Ямайки. В каждом квартале Нью-Йорка есть точка, где торгуют крэком, но он хочет посмотреть именно эту. Он заранее хочет знать, кто покупает кокаин, а кто его продает, чтобы можно было лично доложиться Медельину. Так он сказал по телефону. Я спросил, надежна ли эта линия. Он смеялся, не переставая, три минуты, а затем сказал: «Делай свою работу и меньше пялься в ящик». «Нью-Йорк надо взять в клещи плотно, как Майами», – сказал Джоси, но не сказал, верит ли он в то, что я могу такое обеспечить. Ну, а я просто хочу подлезть под руку этого вот парня и там жить. Он сказал, что в Нью-Йорк приезжает затем, чтобы охолонуть от Ямайки. А Ямайка, пожалуй, должна всерьез охолонуть от Джоси Уэйлса. Две недели назад через Буклин проезжал инфорсер и пробросил весточку о том, что должно случиться в мае.

Пришла и ушла Пасха, и Рема, этот прыщ на заду у Копенгагена, как обычно, развыступалась. Никто не знает, где заканчиваются Мусорные земли и начинается Рема, но по крайней мере раз в год она надувает щеки и заявляет, что хочет большего. То есть чего-то большего, чем быть подсрачником у Копенгагена, а думает, что может, типа, требовать и пригрожать, что переметнется к ННП. С севера у них мусорные горы, с юга – море, но не вздумайте есть рыбу, которую мы удим.